Ворожея

Гонец казался измотанным и уставшим. Одежонка его, выпачканная в дорожной грязи и талом снеге, гляделась особенно неуместной среди высоких перин и бархата заморского. Но вести, что ждала Чародейка, были желанными. Оттого и потерпеть было можно.

- Говори! - Приказала она.

И гонец рассказал:

- Лазутчики доложили, что Хан степной выдвинул войско в сторону Белограда. Только ж идет не так, как зимами раньше.

- Не так? - Колдунья сощурила глаза, становясь похожей больше на хищника, нежели на женщину. И в покоях отчетливо запахло страхом - гонец почуял звериную природу Госпожи.

- Не так, - откликнулся он осторожно. - Раньше старый Хан шел Землями Пограничья, собирая скарб еще до Лесных Княжеств. Нынче же обходит их, словно бы что гонит его вперед. Не останавливается надолго ни у одного города, что отделяет Степь от Леса. И стоянки все - короткие, вынужденные. А еще...

- Что? - С нетерпением спросила Колдунья.

- Лазутчики донесли, что в Белограде сын его наместником сел. И что правит твердой рукой, только вот...

- Что? - Вновь вопрос, и в тонком голосе сквозит нетерпение.

- Элбарс, первый сын Хана, всегда был верен ему, готовый отдать саму жизнь по первому слову отца. А нынче вот... ощеривается пиками да стрелами в сторону Степи, да город укрепляет. И говорят, быть войне.

Госпожа отвернулась. Она ждала этого, потому как Лесные Земли, если верно поглядеть, не так уж и велики для нее. И, стало быть, выпив здесь остатки силы, она захочет еще. А Степь близко. Многим ближе Соляных Копей, в который правит сумасшедший Велерад.

- Иди, - обернулась она. - И да, приноси вести с Белограда как можно чаще.

Гонец поклонился, а Чародейка подошла к высокому ложу. Нынче оно было пусто - супруг ее, все чаще забывавшийся во снах, оставался в своей опочивальне. И, значит, ее ничто не побеспокоит...

На мягкое покрывало легла соломенная кукла, одетая в кусок холстины дивной, кожаной. В Лесных Землях такую не носили, а вот в Степи... да, она досталась Колдунье от степняка. Как и клок волос смоляных, что сплетался с соломинами.

В углу горницы зажегся пучок травы колдовской, медуничной, что в крови девичьей вымачивалась. И по палатам пополз сладкий запах, к которому Чародейка так пристрастилась. Она вообще любила сладкое, потому как от самой жизни сладости уже не чувствовала, только от силы. Да еще травы...

Кругом соломенной фигуры легли знаки древние. И кукла стала вытягиваться, наливаясь прозрачным очертанием того, кого Колдунья видела лишь однажды.