Ворр

– Беспокойные и медлительные, – ответил надсмотрщик.

– С последнего раза выявились новые побочные эффекты?

– Нет, как были весельчаками, так и остались.

Попытка кладбищенского юмора со стороны Маклиша разбавила напряжение между ними, и доктор улыбнулся.

– Кажись, им нужен еще один, – сказал Маклиш.

Доктор прирос к месту и не мог поверить ушам.

– Ты хочешь это повторить? После прошлого раза и того, как ты меня назвал? – доктор на глазах краснел и волновался.

– Я же не хотел тебя задеть. Меня шуганула эта жуткая дрянь, – ответил Маклиш, набивая трубку. – Шуганула, как есть; сказанул сгоряча.

Доктор знал, что другого извинения от угрюмого шотландца не добиться. Они остановились, чтобы заново раскурить трубки, затем еще некоторое время шли молча.

– Все образуется, коли приносить детей, умерших своей смертью, – Маклиш поднял брови, и доктор помялся, но медленно кивнул.

Так ритуал возобновился, и лимбоя снова были довольны. Между надсмотрщиком и доктором укреплялась связь; их тайна оставалась скрытой и действенной; миссис Маклиш снова забеременела.

Весной в бригаду влился свежий приток пропащих людей – некоторые моложе, чем раньше. Один сбежал из дому и прятался в Ворре два года, дичал, пока не был стерт и найден остальными, заготавливавшими лес поблизости. Он еще сохранял осколки языка, но больше ими не пользовался – до того дня, когда рассказал Маклишу об Орме.

Это случилось после первого же сеанса с зеркалом, когда все остальные разошлись по спальням. Новенький стоял один на металлической лестнице, пока Маклиш и доктор, не заметившие, что он остался, пеленали тело и готовились уйти. Он начал стучать по железным перилам, и тогда они обернулись и обнаружили, что их ждут. Удивленный, надсмотрщик уже хотел рявкнуть на него, когда подросток показал на свое сердце и заговорил. Речь текла еле-еле, без ударений и усилий.

– Из мелкого места мы говорим слово. Слово о том, кто живет в нас, слово о том, чтобы возвращались не с флейбером, но с тем, кто смотрит назад.

Маклиш уже хотел оборвать тарабарщину, когда слово «флейбер» нашло далекий тихий отклик на задворках памяти. Шотландское слово; им пользовалась его матушка. Он не помнил его значения. Во имя господа, как оно попало в уста этого туземца?

– Верните того, чтобы Орм ходил среди нас. Или мы расстанемся. Перестанем.

– Что еще за «расстанемся»? Думаете, можете просто бросить работу, когда заблагорассудится? – гаркнул Маклиш.

– Все расстанемся, – сказал вестник лимбои. – Расстанемся с жизнью.

– Теперь-то что делать? – простонал надсмотрщик, обхватив голову и уперевшись локтями в кухонный стол. Доктор сидел напротив и молчал. – Ты хоть понял, какого черта балаболил этот идиот? Это что, угроза?

– Похоже на то, да, – ответил доктор нехотя. – Какая-то их частичка хочет, чтобы вернули абортированного ребенка, – частичка, которая зовет себя Орм.

– Это смешно, откуда у них наглость взялась!

– Они не шутят, – сказал Хоффман.

– Так или иначе, это невозможно: ты ж его сжег, – Маклиш возмущенно взглянул на доктора, который недолго выдерживал взгляд и снова опустил глаза на стол.

– Не совсем, – сказал Хоффман.

Семья Маклиша была родом из Глазго, семья его жены – из Инвернесса: возможно, она знает это слово, сможет раскопать его значение в памяти.

Когда он подошел, жена поливала новые посадки в уголке их огорода.

– Мэри, – сказал он, осторожно касаясь ее – и темы. – Припоминаешь, чтобы слышала раньше такое словечко – «флейбер»? Помню, как его говаривала моя мама, но, хоть убей, не помню, что это значит. Это из гэльского, не знаешь, случаем?

Мэри была сильной опрятной женщиной, с густыми темными волосами, убранными с широкого лица в клубок на затылке.

– Флейбер, – повторила она, ее шею и уши залила темно-красная кровь под светлой кожей. Он энергично закивал, не замечая, как она смешалась и наступила на один из тонких побегов, что сейчас поливала. – Уильям, зачем ты меня мучаешь? Чего ты хочешь? Мы что, мало натерпелись?

Он моментально рассердился из-за иррациональной реакции и вспылил:

– Я же только спросил, что значит это слово.

Она сделала глубокий вдох, опустив тяжесть мотыги и глядя ему прямо в глаза.

– Оно с высокогорий. Флейбер – дух умершего при рождении; говорят, его душа гуляет по топям в виде призрачного светлячка, блуждающего огонька.

Ее голос дрогнул, но она неотрывно смотрела прямо мужу в глаза.

– Это ты хотел знать? – Она заморгала и вернулась к своим растениям, не замечая то, которое раздавила.

* * *

Хоффман держал кадавра в лакированном деревянном футляре, где раньше покоился маленький портативный микроскоп, – некой замене гроба. С того дня у печи он заглядывал в футляр несколько раз. Глаза мертвеца всегда были закрыты, не считая вчерашнего дня, когда Хоффман вернулся с требованием лимбоя: тогда глаза уставились на него с жесткого ложа.