Восемь дорог Желтого источника

Гнилостный смрад сменился здесь не менее мерзким запахом горелой плоти и паленого волоса: прямо в скалах были выдолблены огромные ванны, заполненные незастывающей лавой, а над ними колыхались тонкие подвесные мосты без перил. Доски их и веревки лоснились от масла и жира. По этим мостам демоны заставляли бежать обезумевших от страха женщин: хлестали их кнутами, ранили копьями, пинали, загоняя несчастных на самый верх и дальше. Потешались над их страхом, раскачивая мост, иногда хватали падающих за волосы и затягивали обратно, чтобы через мгновение снова спихнуть в огненную пучину.

Когда они миновали двор, стало чуть легче, но ненадолго. Стоило подняться по ступеням и войти под мрачные, на удивление высокие своды залов дворца, как ощущения беспомощной ярости, ненависти и почти животного страха захлестнули с головой.

Залы, где демоны варили несчастных заживо, подвешивали их на крюках вверх ногами, дробили кости, делая людей похожими на осьминогов, отрубали им части тела и приделывали их потом как попало, где сдирали кожу и мелко шинковали мясо, заталкивая куски в глотки жертвам… И везде пробирающие до самого нутра крики, мольбы, хрипы и стоны.

Не раз и не два, колдун ловил себя на мысли, что сейчас не выдержит — или разорвет кого-нибудь или же сойдет с ума. Тогда он усилием воли перенаправлял внимание и принимался наблюдать за своими спутниками. Старик Ву не переставая бормотал молитвы, целитель шел, не поднимая головы и смотря себе под ноги, лицо его выражало такую муку, будто он сам испытывал подобные страдания. Лу Цунь, мрачный, сцепивший зубы, тоже старался не глазеть по сторонам, а вот господин Ян, наоборот, смотрел так внимательно, будто хотел запомнить накрепко все происходящее. И бесстрастное лицо его, почти сравнявшееся по цвету с шелком пепельных одежд, свидетельствовало о том, что он пребывает в состоянии холодного бешенства.

— Мой господин, — обратился к нему советник.

— Я в порядке, Тан Лан. — отозвался тот быстро. — Надеюсь, вы тоже. Золотой тигр всегда любил резать куриц на устрашение мартышкам.

Будто бы испугавшись этих слов, крики стихли, свет факелов чуть померк, и следующий зал — совершенно пустой — они прошли, сопровождаемые лишь звуком своих собственных шагов.

Два демона с бычьими головами, ростом в три человеческих каждый, распахнули перед ними двери и замычали громогласно: «Гости к Жестокосердному Сунди-вану!»

Вдоль хребта пробежал холодок, натяжением тончайших невидимых струн отозвался в теле. И колдун легко мог бы принять его за страх, если бы десятки крошечных иголочек не закололи пальцы.

«Духи? Колдовство?»

Разбираться было некогда. Он спешно провел пальцем одной руки по лезвию ятагана и склонился к Его Величеству, осторожно дотрагиваясь до его плеча другой. Как делал когда-то не раз.

— Позвольте вашу руку, господин.

Если тот и удивился, то вида не показал. А вот ладонь подал сразу, не раздумывая. И советник, почти не глядя, начертал на ней знак защиты. Потом сделал шаг назад, задержался немного, стараясь не смотреть в сторону демонов-охранников, почуявших свежую кровь и хищно раздувающих ноздри, взглянул на отрешенное лицо целителя и приблизился к нему.

— Что, Синь-лан, — усмехнулся северянин, проворно ухватив его пальцы. — Давай, что ли, на прощание хоть за ручки подержимся…

И прежде чем тот успел ответить хоть что-то, вывел на тыльной стороне ладони еще один знак и разжал руку и отвернулся.

Целитель оценил ситуацию правильно.

— С-спасибо, — шепнул, слегка запинаясь.

Колдун лишь слегка кивнул в ответ: они уже пересекли порог Главного зала Дворца Десяти тысяч мук, и глаза его выхватили среди мрачной, подавляющей своей торжественностью, обстановки фигуру в черно-красных одеждах, взирающую на вошедших с высоты внушительного золотого трона.

Глава 1.22 Господин Синь

Тот, кто не так давно еще был Всесильным Несокрушимым императором, и сейчас не утратил величия, только величие это казалось под стать этому месту: мощная, по-прежнему грузная, будто оплывшая, фигура, крупная голова; лицо, приобретшее явные звериные черты, но вместе с тем вполне узнаваемое, темно-синяя с красными полосами кожа. Руки, больше напоминающие лапы. И ярко-оранжевые, горящие предвкушением глаза, словно обведенные углем… Сейчас Цзя Циньху был даже больше похож на себя, чем обычно.

— Не обманывают ли меня мои глаза? — И голос остался тем же самым, что ему помнилось — неторопливым, обманчиво ленивым и сладким, будто вываренный мед. Липкий, ядовитый. В такт словам колыхался в лапах багровый веер. — Не-е-эт, не обманывают. Ох и балует меня, Владыка Янь-ван, каких гостей прислал… долгожданных.

Ярко-красные губы растянулись в слащавой улыбке. И целителю, слишком хорошо помнившему, что именно она означала, пришлось сделать долгий вдох, чтобы унять снова поднявшуюся волну омерзения.