Восемь дорог Желтого источника

— Разве могли мы не поздравить Золотого Тигра Поднебесной с новой должностью, столь соответствующей его возвышенной сути? — господин Гэн говорил степенно, с исключительно вежливой полуулыбкой на устах, но от повисшего в воздухе напряжения сдавило виски.

Впрочем, сам Жестокосердный выказал свое раздражение лишь тем, что немного сузил глаза.

— Белый Дракон, — протянул он и вздохнул притворно: — Ты подавал большие надежды, жаль, что они не оправдались. Род Ян прервался, а весть о твоей смерти доставила мне истинное удовольствие, хоть и была довольно предсказуема.

— И все же мой клинок достиг цели, — при этих словах, брошенных в лицо бывшему императору с ледяным спокойствием, рыжие тигриные глаза на миг метнули острый взгляд в целителя, и тот вздрогнул. — Видеть вас здесь — мое утешение, ведь это значит, род Цзя утратил покровительство и защиту Небес.

Веер в черных когтях затрещал, рассыпаясь в труху. Тот, кто не так давно еще звался Цзя Циньху, поднялся со своего золотого седалища и сделал несколько шагов, спускаясь по черным ступеням.

— Ты забыл, с кем разговариваешь, самозва-анец? — ядовито улыбаясь, произнес он — и сверкнул глазами, резко сбрасывая маску. — Я напомню. Всем вам… Каждому.

Он щелкнул пальцами — на мгновение показалось, что в них снова раскрылся веер — на сей раз непроглядно-черный, как сама мгла.

Рядом коротко выругался колдун и успел только вскинуть руки в странном жесте, явно собираясь творить какие-то чары, когда Тьма сорвалась с пальцев князя ада, растекаясь сразу несколькими потоками, мгновенно застывающими черным лавовым стеклом. Эти огромные — от пола до самого потолка — плоские лезвия прошили пространство зала словно острейший нож свежий соевый сыр, отрезая каждого из них друг от друга — и от остального мира.

И удара сердца не прошло, как целитель обнаружил себя в ловушке в тесном замкнутом пространстве: ни дверей, ни окон, кругом лишь черные, слегка мерцающие, стены, в которых множились, будто издеваясь, сотни… тысячи его собственных отражений. И прямо перед ним стоял Цзя Циньху, в предвкушении жмуря круглые янтарные глаза. Все это так походило на давний кошмар, что пришлось даже ущипнуть себя за руку, чтобы убедить себя в обратном. Нет, чем бы все происходящее ни было, ко сну оно не имело ни малейшего отношения.

— Лянь Чжэнь, Лянь Чжэнь… Я приютил тебя, возвысил… И вот чем ты мне отплатил. — Жестокосердный медленно обходил целителя по кругу, вынуждая того крутиться на месте, подобно трусливому псу. Медовый голос его стал столь приторным, что хотелось сунуть голову в таз с горячей водой, лишь бы избавиться от этой назойливой сладости. — Чистый, как священная яшма, снаружи и совершенно гнилой внутри, — он поцокал языком, будто от огорчения. — Но до сегодняшнего дня я не отказывал тебе в уме. Зачем ты явился?

— Чтобы посмотреть в глаза тому, кого убил, — ответил целитель тихо, и тысячи его отражений в черных зеркалах задергались, кривляясь и хихикая…

И, вторя им, рассмеялся Сунди-ван:

— Так осмелел? Тогда ты дважды глупец. Ах, стой-ка… — холодные огненные опалы впились в него пристальным взглядом, легко читая то, что он сам полагал надежно спрятанным. — Тебя грызет чувство вины… Хочешь избавиться от него, искупить содеянное? В этом я могу помочь.

В лапе его появилась сотканная из Тьмы плеть. Стоило ему лишь взмахнуть — черные щупальца мгновенно бросились на целителя, хлестнули по плечам, рукам и бедрам, стягивая, словно гусеницу в шелковичном коконе, так, что едва не затрещали кости. Нечеловечески сильные пальцы схватили оглушенного целителя за волосы, подтащили вплотную к одной из стен. Острый гладкий коготь издевательски пощекотал под его подбородком, и он ощутил, как течет по шее горячий ручей.

— Смотри, Лянь Чжэнь, смотри внимательно. — Волосы дернуло так, что из глаз брызнули слезы. Отражения в черном стекле истаяли, уступая место совсем другим картинам. Теперь перед ним, как на ладони, корчились в страшных муках люди, терзаемые множеством демонов. — Вот, что случается здесь с такими, как ты, клятвопреступниками. Сначала их обездвиживают и стягивают веревками горло, — толстые пальцы охватили шею. — Потом большими молотками дробят колени и локти… Сдирают кожу, выкалывают глаза, вырывают клещами печень… — речь князя демонов стала почти воркующей и еще более липкой. Он говорил с придыханием, почти возбужденно.

Слушать все это было невыносимо, но куда мог деться бедный целитель?

— Боль… только она одна честна и понятна. Только она может искупить все… Все, понимаешь? Правда для этого ее нужно много, очень много… Я сам займусь тобой, Лянь Чжэнь, и проведу через все ее виды и оттенки. О, нам не будет нужды думать о времени. Ты окунешься в боль, искупаешься в ней, как грязнуля в горячем источнике. И когда я испробую все и насыщусь, только тогда я прощу тебя, мой презренный друг, а ты очистишься от скверны. Не этого ли ты хочешь?