Восемь Драконов и Серебряная Змея

— Только поглядите, что натворил этот помешанный, — скорбно вздохнула А Чжу, выходя вперед. — Из-за одной только копии расширенных примечаний к «Веснам и Осеням», что хранилась на этой полке, молодой господин будет в ярости. А Би, давай-ка вышвырнем отсюда лишний мусор, и займемся уборкой, — она без особой опаски полуобернулась к остальным.

— Мне нужно найти свиток! Шаолиньские техники! — проорал тибетец. — Их здесь нет! Нет их, я искал! Ты мешаешь! Вы все мешаете! Прочь! Прочь отсюда! — он вскинул руки в угрожающем жесте.

— А Чжу, берегись! — вскричал Инь Шэчи, бросаясь вперед, и понимая, что не успевает.

Спасение пришло из самых неожиданных рук. Сияющий луч ци, сорвавшийся с пальцев Дуань Юя, ударил в висящую под потолком широкую вывеску с золочеными иероглифами «семья Мужун», и рассек одно из ее креплений. Тяжелая доска свесилась с потолка, и приняла на себя яростно полыхнувшую вспышку пламени. Шэчи, на пределе скорости подскочив к растерянной А Чжу, ухватил девушку за руку, и оттащил ее к остальным, прежде чем огненная техника Цзюмочжи превратила дерево вывески в рассыпающийся пепел.

— Божественный меч… чего-то! — безумно захохотал тибетец. — Я сожгу тебя на могиле… сожгу! — огненная ци вновь заклубилась в его ладонях.

— Назад! — воскликнул Дуань Чжэнчунь. — Наружу, или мы все сгорим здесь!

Вся компания дружно последовала его совету — здание поместья уже понемногу занялось, потрескивая тлеющим мореным деревом пола, наполняя воздух черным дымом сгорающего мебельного лака, и поднимая в воздух тонкие черные хлопья пепла, совсем недавно бывшие бумагой книг и свитков.

Сумасшедший монах двинулся следом за отступающими, пыхая пламенем не хуже разъяренного дракона. На пути его огненной техники, свежая трава желтела, усыхала, и вспыхивала, усеивая землю черной золой. Цзюмочжи шагал по усадьбе Мужунов вестником пламенной смерти; безумие тибетца ничуть не умалило мистической мощи его огня.

— Вторая, потом пятая, — коротко прошептал жене Шэчи. Та поняла его с полуслова, согласно кивнув, и молодая пара дружно рванула клинки из ножен.

Их бросок был столь слаженным, что фигуры юноши и девушки словно слились в одну, во мгновение ока преодолев расстояние до прикрывающих монаха огненных всполохов. Мечи Ваньцин и Шэчи слитно врубились в пламенный щит, заставляя его проминаться и распадаться. Огненная ци, щедро выплескиваемая монахом, не вела себя подобно обыденному жару костра. Ее пламенеющие, нестерпимо-жаркие языки клубились, подобно густому дыму от сырых дров, и сопротивлялись ударам, сдерживая и замедляя их, словно толстый доспех из дубленой кожи.

Оружие Инь Шэчи глубоко погрузилось в пламя тибетца, рассекая его, и заставляя раздаться в стороны, но юноша не развил атаку: клинок Му Ваньцин лишь надсек огненный щит, не прорубив его. Дареная мощь наследника секты Сяояо на порядок превосходила внутреннюю силу его жены, и там, где его удары падали неотразимыми небесными молниями, выпады Ваньцин били быстро и сильно, но все же менее сокрушительно. Девушка мгновенно изменила последовательность атак, юркой лаской метнувшись за спину Шэчи. Юноша крутанул мечом, вновь разрубая пламенную защиту; оружие и рука Му Ваньцин, прижавшейся к его спине, двигались за клинком и десницей Инь Шэчи близкой тенью. Их мечи и руки словно слились в одно оружие, чей сдвоенный натиск разметал огненную ци широким круговым движением. Вторая форма Семи Мечей Привязанности, Меч Отражений, позволяла показывать и не такие чудеса слаженности. Как и всегда при ее выполнении, Шэчи преисполнился невыразимого довольства; ему даже пришлось напрячь волю, чтобы вновь сосредоточиться на бое. Без сомнений, тибетский безумец ни за что не дал бы ему с женой времени на объятья и поцелуи, которые столь часто прерывали их совместную практику второй формы.

Стоило огненному щиту распасться под мечами молодой пары, девушка легко вспрыгнула на плечи Инь Шэчи, и, с силой оттолкнувшись ногами, ринулась на врага. Ее стройное тело вытянулось длинной охотничьей стрелой, чьим наконечником были три чи отличной стали, направленной точно на Цзюмочжи. Тибетец испуганно закричал: в своем сумасшествии, он ничуть не утратил жажды жизни. Суматошный прыжок, забросивший разбойного монаха на воды реки, спас его голову и шею; молниеносный удар Ваньцин лишь состриг изрядный клок спутанных кудрей с головы безумца. Шэчи, подоспевший следом, недовольно скривился — реши тибетец уклониться, а не выйти из боя, юноша успел бы достать его мечом. Совместные атаки молодой пары с применением пятой формы, Меча Небесной Милости, все еще нуждались в шлифовке.

Му Ваньцин попыталась атаковать врага тайным оружием, но стальные стрелки бессильно завязли в огненном щите, плавясь и растекаясь каплями металла.

— Третья, — напряженно промолвила девушка, протягивая мужу левую руку.