Восемь Драконов и Серебряная Змея

Тот согласно кивнул было, беря ее за предплечье, и уже приготовился резко сократить расстояние до врага, но тут Цзюмочжи сам решил перейти в атаку. Безумный монах бросился вперед, отталкиваясь кожаными подошвами сандалий от речных волн. Под давлением его огненной ци, воды Бэйсиня бурлили и исходили паром, словно содержимое кипящего котла.

— Божественный меч!.. Божественный меч!.. — дико и малосвязно вопил он, направляя свои шаги прямиком к двум Дуаням, что все еще не вступили в схватку, боясь зацепить Шэчи и Ваньцин.

Совместный удар отца и сына врезался в него, стремясь подарить Цзюмочжи тот самый «божественный меч», в количестве сразу двух клинков: едва заметного и полупрозрачного выпада Дуань Чжэнчуня, и полыхающей силой атаки Дуань Юя. Сияющие лучи ци вновь вступили в противоборство с огненной стихией, как при своей первой встрече в храме Тяньлун. Пусть практики Божественного Меча Шести Меридианов и не были столь многочисленны на этот раз, им сопутствовал даже больший успех: тибетец вынужденно остановился, и погрузился по щиколотку, не в силах поддерживать одновременно защитный барьер и технику шагов. Быть может, Дуаням удалось бы продавить пламенный щит, и достать безумного монаха, но в этот миг, далиский наследный принц прекратил выполнение техники, бессильно выдохнув, и опустив руки. Цзюмочжи торжествующе взревел. Его огонь, полыхнув яростным взрывом, смел в сторону атаку Дуань Юя, и разбойный монах ринулся прямиком на Дуань Чжэнчуня. Занесенная ладонь тибетца разгоралась все ярче, постепенно раскаляясь добела.

Цзюмочжи и его огонь

Словно ослепительная река света соединила правую руку Дуаня-младшего, и грудь тибетского монаха. В одной-единственной атаке, юный принц выплеснул целый океан мощи, мгновенно разметавший все огненные заслоны и защиты Цзюмочжи, и врезавшийся в него сияющим молниевым тараном. Безумный тибетец, опаленный и ослепленный, приземлился на берег реки, все еще несомый силой своей техники шагов, да так и застыл, шатаясь и бессмысленно моргая широко раскрытыми, невидящими глазами. Он не мог знать, что его грозный враг, который так впечатляюще уничтожил пламенную защиту монаха, находился в еще более плачевном состоянии: истратив все силы на свой сокрушительный удар, Дуань Юй повис на руке отца, тяжело дыша.

Быстрая подсечка, совместно с высоким ударом ногой, повергли Цзюмочжи наземь — А Би и А Чжу вступили в бой на редкость своевременно. А Чжу поспешно пробила пальцами технику парализации по торсу монаха, пока ее соратница, без каких-либо колебаний наступив хрипящему мужчине на горло, удерживала того на земле.

— Шэчи, Ваньцин, скорее! — воскликнула А Чжу. — Он слишком силен, я не задержу его надолго!

— Нет, — спокойно и бесстрастно возразил Инь Шэчи. Ему в голову вновь пришла замечательная идея, вдохновленная былым героизмом шурина. — Братец Юй, помнишь храм Тяньлун? Сегодня, тебе нужно закончить начатое там, — он указал на лежащего монаха.

Дуань Юй, поняв его мысль, согласно кивнул, и с помощью отца кое-как доковылял до парализованного Цзюмочжи. Страх загорелся в глазах монаха, отодвинув в сторону ярость и безумие: тибетский вор понял, что произойдет сейчас, и понял, что не сможет воспрепятствовать этому.

Ладонь юного принца загорелась призрачным огнем Искусства Северной Тьмы, и опустилась на плечо безумного монаха. Тот вмиг осунулся и постарел от этого прикосновения; Дуань Юй же, наоборот, приободрился, и отстранил отца, склоняясь над своей жертвой. Через несколько мгновений, он поднялся, отпуская Цзюмочжи.

— Вот и все, — беззаботно промолвил он, словно его собеседником был не свирепый и опасный враг, поверженный совместными усилиями присутствующих, а случайный знакомый, завязавший праздный разговор в закусочной.

— Теперь, ты больше не будешь поджигать все подряд, и сможешь сосредоточиться на постижении буддийского учения, — с вытянутой из тибетца энергией, к юноше вернулись все его силы, а с ними — и веселое настроение. — Раз тебе так нравятся шаолиньские техники, что ты, в их поисках, решил обокрасть Мужунов — отправляйся в Шаолинь, хоть южный, хоть северный. Тамошние монахи не откажут тебе в гостеприимстве, а уж если ты примешь постриг, и завершишь то, что любезно начала сестрица Вань…

Юный принц не успел завершить свою насмешку. Яростный, истошный вопль исторгся из распахнутого рта Цзюмочжи; тибетец вскочил на ноги с неожиданной ловкостью и бодростью. Его рука ухватила А Чжу за одежду, и рванула девушку ближе. Из грязных складок кашаи показалось блеснувшее в лучах солнца лезвие ножа.