Восемь гор

Еще я увидел, что мы не вышли к вершине Гренона, мы сбились с дороги – по крайней мере, с обычной дороги. Вместо того чтобы пройти по сыпухе к перевалу, я решил сразу подняться на гребень и дальше следовать по нему. Я знал, что это вовсе не трудно. Карабкаясь вверх, я мечтал о том, что стану первым, кто поднялся в этом месте, обо мне напишут в летописи Альпийского клуба: “Северо-западный хребет Гренона, первый одиночный подъем, Пьетро Гуасти, 2008 год”. Однако чуть выше, на уступе, я нашел ржавые банки из-под мясных или рыбных консервов: много лет назад их бросали прямо в горах, а не уносили обратно в долину, как теперь. Так я в очередной раз убедился, что у меня были предшественники.

Мой хребет от обычного пути отделяло ущелье, причем с подъемом склон становился все круче. Бруно шел ущельем: я увидел, что на крутых участках он применяет собственную технику: он опирался на руки и поднимался, словно на четырех лапах, стремительно, инстинктивно выбирая опору и правильно распределяя вес. Иногда почва осыпалась у него под ногами или под руками, но он успевал пройти вперед: камни летели вниз, оползни отмечали его следы. “Омо сервадзо”, – подумал я. Я забрался на вершину раньше Бруно и успел полюбоваться его новым стилем.

– У кого ты научился так подниматься? – спросил я.

– У серн. Я смотрел на них, а потом подумал: надо и мне так попробовать.

– Получилось?

– Не знаю. Надо еще потренироваться.

– Ты знал, что мы поднимемся над облаками?

– Я надеялся.

Мы присели у кучки камней, где я однажды нашел тетрадку с отцовской записью. Солнце освещало камни, подчеркивая все выступы и углубления. С той же беспощадностью оно осветило лицо Бруно: новые морщинки вокруг глаз, тени под скулами, складки, которые я не помнил. Первый год на выгоне дался ему нелегко.

Я подумал, что сейчас самое время рассказать о своем путешествии. Я объяснил, что в Милане нашел финансирование, чтобы уехать, по крайней мере, на год. Мне хотелось обойти разные районы Непала и рассказать о жителях тамошних гор: в долинах Гималаев проживало много народностей, совсем непохожих друг на друга. Я собирался отправиться в октябре, как только закончится сезон дождей. Денег у меня было мало, зато в Гималаях было много знакомых, которые могли мне помочь и приютить. Я рассказал, что съехал с туринской квартиры, что у меня больше нет дома, да он и не нужен, что, если в Непале все сложится, я там задержусь.

Бруно слушал меня молча. Когда я закончил, он немного подумал над тем, что следовало из моего рассказа. Глядя на Монте-Роза, он сказал:

– Помнишь, как мы тогда поднимались с твоим отцом?

– Конечно, помню.

– Знаешь, я иногда об этом вспоминаю. Как ты думаешь, лед, который мы видели в тот день, добрался до самой долины?

– Не думаю. Наверное, он еще на полпути.

– Мне тоже так кажется.

Потом он спросил:

– Гималаи похожи на нас?

– Нет, – ответил я. – Совсем непохожи.

Было непросто объяснить, почему, но я решил попробовать:

– Представляешь огромные рухнувшие памятники – как в Риме или Афинах? Древние храмы, от которых осталось несколько колонн, на земле валяются камни, из которых некогда были сложены стены? Так вот, Гималаи похожи на древний храм. Ты словно всю жизнь видел руины и вдруг видишь храм, каким он был.

Я сразу пожалел, что завел этот разговор. Бруно смотрел на тянувшиеся над облаками ледники, и я подумал, что все следующие месяцы буду помнить его таким – хранителем этих камней.

Он поднялся:

– Пора на дойку. Ты тоже спустишься?

– Наверное, еще немного посижу.

– Правильно. Кому охота возвращаться вниз?

Он пошел тем же ущельем, которым пришел, и исчез среди скал. Спустя несколько минут я увидел его метров на сто ниже. Внизу, чуть севернее, тянулась белая полоска: Бруно пересек сыпуху, чтобы дойти до снега. Добравшись, попробовал его ногой – насколько он рыхлый. Потом взглянул вверх, на меня, и помахал рукой, я в ответ тоже сделал широкий взмах, чтобы было видно издалека. Видимо, снег был покрыт настом, потому что Бруно прыгнул на него и сразу набрал скорость: он ехал вниз, широко расставив ноги, скользя в резиновых сапогах, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие; мгновение – и его поглотил туман.

Глава 11

Анита родилась осенью, как и все горцы.

Меня в тот год не было, в Непале я столкнулся с неправительственными организациями и начал с некоторыми из них сотрудничать. Я снимал документальные фильмы в деревнях, где строили школы и больницы, осуществляли проекты, поддерживавшие сельское хозяйство и дававшие работу женщинам, иногда организовывали лагеря для беженцев из Тибета. Не всё, что я видел, мне нравилось. В Катманду всем заправляли политики, занятые собственной карьерой. Зато в горах мне встречались самые разные люди – от старых хиппи до студентов, работавших на международные организации, от врачей-волонтеров до альпинистов, которые в перерыве между экспедициями трудились каменщиками. Здесь тоже присутствовали амбиции и борьба за власть, но вместе с тем было много идеализма. А мне среди идеалистов было легко и покойно.