Восемьдесят сигарет

Когда приезжает комиссия, мы остаёмся без еды. Потому что никак нельзя поборникам прав человека видеть три алюминиевых бака с баландой, стоящие отдельно. Пламя праведного гнева может испепелить погоны начальника колонии. О получении же пайка из общей кормушки даже во время приезда самой серьёзной комиссии не может быть и речи. Правда, после того, как все посторонние уедут, нас всё же покормят. Внеурочно. Начальника можно понять. Выкручивается, как может.

Я поскользнулся…

Заключённые не раз поднимали вопрос о том, чтобы рабы подходили к своим столам через отдельный вход, а не пёрлись сквозь ряды обедающих мужиков. Это не эстетично – жрать, когда мимо тебя снуют рабы со своими крынками. Но отдельного входа нет. Сделать – технически сложно и дорого для колонии.

Терпят мужики, скрежеща зубами.

Торопливыми шагами, пригнув голову, я пробираюсь вдоль стены к своему месту, не подозревая о том, что Аннушка уже разлила масло.

Аня – тридцатилетняя шлюха. Он расплескал на пол остатки жирного супа и не удосужился протереть за собой. Ему простительно. Ему вообще многое спускают с рук. Говорят, Аня сосёт лучше любой порноактрисы. Это дорогого стоит.

Я поскользнулся…

Падая, я ухватился за скатерть одного из столов. Рефлексам плевать на социальные правила. Мужикам плевать на рефлексы. Я ухватился за скатерть. Тем самым испортив её. Привёл в негодность. Забобрил. Вместе с ней и всю посуду, что стояла на столе. В идеале надо бы заменить и сам стол.

Я упал. Тарелки с объедками полетели на меня почти одновременно с пинками разгневанных пострадавших мужиков. Я испортил ужин троим хорошим людям. Что ещё я заслужил, как не удары ногами?

Среди избивающих меня был зэк по кличке Машинист. Он бьёт с чувством. Пинает от всей души.

А я лежу на полу, закрывая руками голову, и в собравшейся вокруг меня толпе пытаюсь увидеть лицо Воланда…

***

Небо над Залежено окрасилось кроваво-красным. Солнце уходило за горизонт. Заканчивался бесконечно долгий день.

– А если он не приедет? – спросила Нина.

Токарь стоял у окна и поминутно в него выглядывал через крохотную щель в шторах.

– Кто? Винстон?! Херню не неси. Я его почти двадцать лет знаю. Мы с ним такие дела вместе проворачивали, на десять пожизненных хватит. Он мне почти как брат.

– Ну а вдруг?

– Никаких «вдруг», – отрезал Токарь, – он приедет! – А про себя подумал: «Да где его черти носят?»

Он волновался. Нина озвучила вслух то, о чём он даже не решался подумать, хотя подобные мысли начали закрадываться в его голову с наступлением заката. В глубине души он допускал, что Винстон мог бы его предать. В этот раз – мог бы. Токарь загнал себя в ловушку. Слишком высока вероятность, что ему не удастся выпутаться. Помогая ему, Винстон сильно рисковал. Сотни тысяч долларов уже были в его руках. Никогда прежде их дружба не испытывалась таким искушением предать, как теперь. Токарь проклинал себя, что не настоял на том, чтобы поехать вместе с ним.

Он достал телефон. Набрал номер Винстона. Михаил Круг дважды успел пропеть припев «Кольщика», после чего включился автоответчик. Тогда он позвонил снова. В этот раз Винстон сбросил звонок почти сразу. Выругавшись, Токарь сунул телефон в карман.