Восемнадцать дней

— Может, хотите верхом на коне, как Наполеон, въехать в центр города? Люди подумали бы, прибыл цирк. Ступайте. Здесь, наверно, не больше шести километров, — впрочем, может, наберется и девять. Идите через холмы и сократите дорогу.

Начальник пошел с пикового туза, и тут инженер стал ворчать, что ему всю жизнь не везет, а я, ни слова не говоря, удалился.

Вернулся я в лес, нашел козла. Связал ему ноги, взвалил на спину, приплелся пешком в город и отдал козла вместе с документами. Парня я не видал, от этого уберегла меня судьба; какая-то женщина забрала добро и дала мне стакан палинки, горькой дряни, которую пьют обычно на банкетах. С тех пор опостылела мне моя работа, провались все в тартарары! Бог с вами, господин хороший. Давайте пожмем друг другу лапы, и желаю вам хорошо поразвлечься. Надеюсь, вальдшнепы не пройдут от вас стороной.

III

Внизу, в долине, где стояла возле дороги машина, постепенно расплывались очертания ив. На короткое время оживился птичий гомон, заговорили дрозд, кукушка, вяхирь. На макушке дерева пронзительно кричал фазан. Свежий ветерок пробежал между стволами, потом похолодало, и все под грядой окрестных холмов понемногу поглотил мрак, а по небу широко разлился зеленый свет. Еще несколько лет назад в эту пору благодатная тишина опускалась на лес, но в последнее время, бог знает почему, до самой темноты, подавали голос птицы.

Зажав ружье под мышкой и присев на корточки, Тимар левой рукой расстегнул сумку и, достав фонарик, засунул его в карман. Потом он встал. Ружье он держал двумя руками у самой груди, стволом кверху. Так он долго стоял, избегая лишних движений, только нащупал в кармане четыре патрона, большим пальцем проверил предохранитель ружья, отстранил сырые ветки, глухо хрустевшие под ногами. Среди зеленоватого сияния одиноко горела вечерняя звезда. Тимар смотрел вокруг и думал, что бы он мог ответить пьяному егерю. Тут он услышал клич, который на бумаге пытаются передать так: корркорркор, хотя он звучит совсем иначе. Он ни на что не похож, потому что такой клич издает лишь вальдшнеп при полете, отыскивая себе самку, кружась над высокими деревьями, а иногда среди них; отрывисто, острыми зигзагами, неожиданно, неправдоподобно льется с неба красивый голос. Тимар еще не представлял себе, откуда летит птица. Снизу идет, подумал он погодя, позади, снизу. Он обернулся, положил палец на курок. Из коричневого моря мрака, доходившего до второй гряды холмов, взмыла в небо черная птица; она не спешила, наслаждаясь безветрием, и, покачиваясь на лету, непрерывно кричала «корр». Она поднялась высоко, но дробь еще могла попасть в нее, правда самая малость. Над дулом сверкнул огонь — полный мрак еще не настал, — и вальдшнеп со сложенными крыльями, описывая дугу, полетел среди голых ветвей, бесформенный, точно комок грязи, слепленный неумелой рукой. Он упал на опавшие листья, наверно, покатился по ним, потому что вроде послышался тихий шорох. Не сводя глаз с выступающего вперед сука, который еще некоторое время качался, задетый на лету птицей, Тимар приставил к дубу ружье и, зажав в руке фонарик, стал продираться сквозь чащу. Он не обращал внимания на то, что ветки царапали ему лицо и руки, он не мог даже закрыть глаз — надо было смотреть, держать верное направление. Где-то здесь, решил он. Зажег фонарик; груда сучьев, прошлогодние листья, спрессованные под зимним снежным пластом казались при свете однообразно серыми, и Тимар знал, что красивые разводы перьев сливаются с красками окружающих предметов, особенно если убитая птица лежит ничком. И в самом деле, когда он набрел на вальдшнепа, тот лежал ничком, уткнувшись клювом в корень куста; оба его крыла покоились на опавших листьях, он казался невредимым, но уже не было в нем ни капли жизни. Тимар взял его в руки, почувствовал, что он горячий и мягкий, и, поднеся к лицу, ощутил его теплый цыплячий запах. С высоты опять излился на землю клич «корр»; где-то в стороне грянул выстрел, целых два, один за другим, потом чуть позже третий. Быстро темнело. Тимар не спеша возвратился к дубу, положил на землю трофей, разгладил взъерошенные перья птицы; взяв ружье, зарядил его и снова встал на свое место.

IV

Тимар пересек сырой кочковатый луг возле леса и спустился в канаву, чтобы помыть свои грязные резиновые сапоги. Ништор уже сидел в машине, разогревал остывший мотор.

— Принес что-нибудь? — спросил он.

— Одного вальдшнепа, — ответил Тимар. — Самое лучшее время ушло у меня на поиски. А ты?

— Ничего. Плохая тяга была сегодня. — Ништор, зевая, зажег лампочку на потолке и посмотрел на часы. — Но погода отличная. Я думал, тяга будет лучше.

Сзади к машине подошел Бакош, на плече у него висело ружье. Тимар знал, что Бакош не станет разбирать свое ружье, но все же спросил:

— Ты не уберешь его?

— Нет. Может, на обратном пути пробежит перед нами лиса.