Восхищение

До следующего зова.

6

Марина сидела на краю кровати в своей тесной комнатке. За ее спиной сгрудились остальные девушки из коммуналки – лица их были оживленные, взволнованные. Костлявые фигурки трепетали.

Я увидел крылья за спинами и светящиеся солнца на лбах. Я решил, что уже умер. Я хотел встать, но оказался привязан к кровати веревками.

А потом вернулась боль.

– Ты его слышишь? – спросила Марина, заметив, что я очнулся.

Я закричал, до боли в горле. Девушки с крыльями морщились и закрывали уши ладонями.

– Помолчи. Тс-с. Ты его все еще слышишь?

Она подняла и показала мне мои же кисти со скрюченными посиневшими пальцами, с обрывками кожи и торчащими кусочками костей в переплетении вен и мышц.

– Голос Города. Как он тебе? Успокаивает? – продолжала Марина. – Кивни, что ли. Я прекрасно знаю, что ничего ты больше не слышишь. Он покинул тебя. Всегда так делает, когда приходит опасность. Ему легче пожертвовать еще одним рабом и найти нового, чем спасать.

За спиной Марины зашелестели голоса:

«еще один»

«как же радостно»

«его улыбка, смотрите, его улыбка»

Я корчился от боли. В руках у Марины я увидел ножницы для ткани с длинными тонкими лезвиями.

– Кто вы такие?

Мне пришлось выдавливать из себя вопрос. Я не мог отвести взгляда от лезвий.

– Твой Город считает, что мы блохи, – улыбнулась Марина. – Ты называешь нас мотыльками, которые прилетают на свет и – пшик! – сгорают в одночасье. Жертвы. Те самые, которых ты заводил в офис и скармливал голодному монстру. Сколько их было? Пара сотен? Тысяча? Жадный, жадный раб.

– Кто вы на самом деле?

Марина наморщила носик.

– Тебе не понравится, – сказала она. – Пусть будут мотыльки, хорошо? У нас крылышки, мы милые, не светимся, откладываем яйца и все такое. Твой Город нас пожирает, а мы выкручиваемся, как можем. Он хищник, а мы паразиты. Что еще рассказать?

– Но Город…

За ее спиной снова затрепетали девушки, замахали крыльями, заволновались.

– Сомнительное право быть боссом при Городе, который забрал твою душу. И ладно бы ты просто жил себе, наслаждался, но нет… – Марина задумчиво опустила ножницы лезвиями вниз и погрузила их в мой пупок. Я почувствовал, как сталь протыкает кожу и начинает резать, резать снизу вверх, до груди. Боль подхлестнула, и я снова хрипло закричал, деря голосовые связки.

– Вас легко найти. Вы светитесь ярче любого рекламного билборда, – морщась, продолжала Марина. – Ты вот, например, знал, что животные никогда не убивают больше, чем могут съесть? Им не нужно. Они не жадничают. Потому что все дело в умеренности. Из умеренности рождается гармония. А вы жадничаете, у вас нет стоп-слова, вы убиваете постоянно, как подвернется случай. Каждого мотылька, что встретите на своем пути. В тебе нет гармонии, понимаешь?

Я видел, как расходится моя кожа. Слышал, как ломаются и раздвигаются ребра, выпуская наружу смрад внутренностей. Девушки закрывали носики. Я молился, чтобы потерять сознание и больше никогда не очнуться.

– Помнишь, я говорила, что вытащу из тебя невозможность компромисса и жажду саморазрушения? Держи. Ты нужен мне живым, – проворковала Марина, запуская руки в меня по локоть. Она вытащила скользкие клубки кишок и выбросила их на пол. – Взамен я положу внутрь любовь и умеренность. Гармонию и терпимость. Все то, что нужно истинному родителю.

Желудок и печень упали на пол с глухим шлепком.

Мир вокруг подернулся тонкой липкой пеленой. Я устал кричать и только слабо дрожал. Мне стало очень холодно. На периферии зрения возникло яркое белое сияние. Над головой Марины вдруг появилась корона. Это не я был боссом, а она – королевой! Долбаной королевой подворотен и вонючей клоаки, заливающей мостовые.

Город, где же ты?

За спинами, за крыльями, за взволнованными лицами в темных окнах мелькали огни, шелестела тьма, билась метель. Но никто не пришел на помощь.

Две руки протянули Марине старинные золотые кубки. Она зачерпывала кровь из меня ладонями и переливала туда. Красные кляксы расползались по простыням.

– Самую малость, мой хороший, – сказала Марина. – Потерпи, и ты станешь счастлив.

Я не умел терпеть. Но она взяла цыганскую иглу и доказала обратное.

7

Хочу признаться: я жил отвратительной, эгоистичной, наглой, порочной жизнью. Я не знал компромиссов, не был умерен, стремился к богатству и шел по головам.

Потому что был одинок и связался не с той компанией.

Хорошая новость: я исправился.

Мой день начинается с комплиментов.

Я искренне улыбаюсь людям, потому что люблю их.

Я помогаю разносить одежду в интернаты и дома престарелых.

Жертвую в благотворительные организации.

Выступаю за экологию, против абортов, не поддерживаю гомеопатию и цирки.

Мне нельзя больше ругаться, презирать, ненавидеть. Я не строю карьеру, а стараюсь приносить как можно больше пользы. Чтобы не было стыдно за прожитые годы. Чтобы люди любили меня.

И чтобы личинки мотыльков, сидящие во мне, не начинали жрать мое сознание.

Теперь я счастливый отец нескольких сотен мелких личинок. Два года я забирал жизни, а теперь наполнен ими до отказа.