Восход

Когда утром Питер спустился в кухню, они уже сидели за столом со своими большими синими кружками, заполненными до краев кофе (папа) и чая (мама). Похоже, они совершенно не спали, но это не мешало им счастливо улыбаться. Они словно светились изнутри.

— Ну что, мы едем? — спросил Питер.

Папа взял маму за руку и слегка сжал ее.

— Едем, — ответила она.

Глава вторая Питер

Спустя месяц на последней странице его блокнота красовалось уже пятнадцать черточек. И только одна звездочка. С тех пор как к ним переехал Джонас — один из студентов папы, — маскировать головную боль стало еще труднее: гость спал на полу прямо у него в «комнате». Личного пространства ни у кого больше не оставалось, но они решили смириться с этим — лучше сразу привыкнуть к такой жизни, раз уж Джонас едет вместе с ними в Гренландию. И хотя доктор Солемн обещал им, что они станут жить в самой потрясающей палатке на свете, он не упоминал о том, будет ли она достаточно большой и просторной.

В кухне имелось всего три стула, поэтому всю неделю Джонас пристраивался за столом на маленькой табуретке-лесенке. Он говорил, что ему вполне удобно. Первые пару дней мама извинялась перед ним каждый раз, как все собирались за обедом, и говорила, что они, наверное, кажутся ужасно негостеприимными, раз у них нет лишнего стула. А Джонас каждый раз улыбался и проводил рукой по своим стриженым каштановым волосам, повторяя, что ни разу не почувствовал себя незваным гостем.

Мама Джонаса была эскимоской-инуиткой. Он родился в Гренландии и прожил там до шести лет. Затем вся их семья переехала в Данию, и он поступил в местную школу, где его второй дедушка был директором. Но каждое лето он неизменно проводил в Гренландии, у бабушки и дедушки инуитов. Как-то раз он сказал: «Я могу чувствовать себя как дома в любом месте, но мой настоящий дом — Гренландия».

За неделю они успели хорошенько познакомиться и подружиться. Питер и Джонас вместе собрали радиоприемник, играли в карты и пересказали друг другу кучу неприличных шуточек. Как-то вечером они умяли три коробки пончиков с сахарной пудрой. Джонас так много торчал рядом с ним, что Питер уже начал сомневаться — не является ли присмотр за ним одной из обязанностей этого парня. Он искренне надеялся, что это не так.

Настал их последний день в Нью-Йорке. Комнату завалили багажом, по журнальному столику разбросали документы и бумаги — доктор Солемн и Джонас работали за ним до поздней ночи. Питер сидел за столом между родителями и завтракал. Он планировал провести день с Майлзом. Нужно было лечь пораньше, потому что завтра в четыре часа утра они уезжали в аэропорт. Питер скорчил рожицу Джонасу, сидевшему напротив, затем разинул рот и продемонстрировал ему кусок полупрожеванной булки.

— Ах! — Джонас изобразил обморок. — Такого младшего братца у меня еще не было.

Они втроем с папой приканчивали уже по второй булке, а вот мама слишком нервничала, чтобы есть. Вместо этого она заполняла багажные этикетки своим невозможно красивым почерком и складывала их в аккуратную стопку рядом с тарелкой Питера.

Джонас покосился на них.

— Я ошибался, когда считал, что у моего дедушки самый красивый почерк в мире.

— Знаю, — согласился Питер с набитым ртом. — Разве это не странно?

Он сам писал, как курица лапой. Помимо всего прочего, учитель задал ему исправить почерк на время отъезда. Своего рода «учебный план».

Папа посмотрел на Джонаса, удивленно подняв брови.

— Это правда? А о каком дедушке ты говоришь? Не о том, что из Гренландии?

Джонас засмеялся.

— Нет, из Дании. Он коллекционирует перьевые ручки. Второму моему дедушке не до каллиграфии: он, в основном, озабочен своими суками. — Он посмотрел на маму Питера. — Я не хотел сказать ничего обидного. Я про ездовых собак.

Она улыбнулась, не отрываясь от своего занятия.

— Я не обиделась. Мне тоже очень нравятся собаки. Думаю, мне удастся поладить с обоими твоими дедушками.

Джонас взял третью булку.

— Это удается немногим.

Мама собрала этикетки и встала из-за стола.

— Готов? — спросила она Питера. Ей нужно было заехать в аптеку, чтобы купить кое-какие лекарства, а Питер встречался с Майлзом в университетском бассейне, чтобы поплавать перед отъездом.

— В полной готовности!

Миссис Солемн положила этикетки на журнальный стол, что тут же вызвало миниатюрную лавину из документов и бумаг. Питер помог ей собрать их с пола.

— Под диван завалилась еще одна этикетка, — объявил он и, растянувшись на полу, засунул руку под диван. Но это оказалась не этикетка, а какой-то маленький списочек.

— Что там? — поинтересовалась мама.

— Просто очередная квитанция, — ответил он и сунул бумажку в карман. — Поехали.

Майлз поджидал его на углу десятой улицы. Свои рыжие волнистые волосы он спрятал под бейсбольную кепку с надписью «Нью-Йорк Янкиз». Стояла необычайно жаркая для апреля погода, поэтому на нем уже были шорты и легкие кроссовки на босу ногу.

— Как тебе моя новая посудина? — спросил он Питера. — Мама купила мне вчера.

Питер оглянул его с ног до головы.

— Сдаюсь. — Сказал он. — Какая такая посудина?

Майлз вдохнул.