Совместные полеты сближают. Глен рассказал немало о его деревушке в Иллинойсе, о доме, где выпестовали уже не одно поколение Керков, о колледже, в котором он учился на врача. Ему было что терять, не то что мне, ведь я с юных лет бесцельно болтался по свету и родных у меня не осталось. Но я понимал, что значат для Глена та деревушка и живущие в ней люди: будущее в любимых родных краях. Он вспоминал охоту в осенних лесах, горящий очаг в теплой лесной хижине, укутанные снегом окошки – многое, что было мне совершенно чуждо. И все же…
– Когда все это закончится, приезжай к нам, – как-то предложил Глен. – Ты моим понравишься, да и они тебе тоже. Отпразднуем День благодарения. Мама такой гарнир к индейке готовит – ты отродясь ничего подобного не пробовал. И с Полой познакомлю.
День Благодарения мне случалось отмечать. В разных обстоятельствах. Однажды лакомился жареной мартышкой где-то в Венесуэле на берегу Ориноко. В другой раз был стейк из оленины в пампасах. Еще угощался запеченной собачатиной в горах Мексики, тогда это был для меня настоящий пир. Были и одинокие трапезы в Нью-Йорке, Лондоне, Порт-Саиде… Да черт с ним со всем. Я мог бы остепениться – в наследство достались кое-какие деньжата, и работу я нашел бы с легкостью. Но не хотел. Можете назвать это тягой к перемене мест. Неизбывное стремление к чему-то невыразимому, хмельные поиски неведомо чего…
Мои предки странствовали по туманным ирландским болотам в те давно позабытые дни, когда в Таре еще не воцарились короли, когда мужчины были одновременно и воинами, и бардами, и хватались то за меч, то за лиру. Во мне, Шоне О’Мара, огнем полыхала древняя кровь. Я не ведал покоя. Я… не ведал покоя.
И вот теперь откуда-то из тьмы долетел беззвучный зов. Он обращался ко мне – ко мне одному.
Я криво ухмыльнулся: ладно, отзовусь. А что еще делать? Разве что вслепую нарезать круги в тумане, надеясь, что когда-нибудь он развеется. Но облачность может продержаться и несколько дней. Нет, О’Мара никогда не боялись рисковать, и я решил довериться зову.
Глену я не мог о нем рассказать. Моего товарища сморил сон, его усталое лицо разгладилось и казалось сейчас невероятно юным. Может, он видел свою деревушку в Иллинойсе. И Полу – ту самую Полу, которая носила на пальце его кольцо и с тревогой ждала вестей с нашей тихоокеанской базы.
Я сжал зубы. Вполне возможно, базу уже взорвали ко всем чертям! А у меня там оставались друзья…
Винты бешено вращались, и самолет пулей несся вперед. Взошло солнце – внезапно, стремительно, как это и бывает возле экватора.
Туман чуть поредел. Какой-то странный восходящий поток проделал в нем вертикальную шахту. И я увидел внизу островок.
Ни единого признака человеческого жилья. Небольшая гора с острой вершиной, пальмы и длинный полумесяц барьерного рифа.
Вот оно!
Бессловесный зов у меня в голове нарастал, повелевал. Развернув машину, я направил ее вниз, на широкую песчаную полосу. Здесь мы по крайней мере будем в безопасности. Отдохнем, побережем топливо, а там, глядишь, япошки прекратят глушить радиочастоты и мы сориентируемся на местности.
Глен проснулся уже после мягкой посадки. Заморгал сонно и повернулся ко мне. В покрасневших глазах читалось недоумение.
– Не спрашивай ни о чем, – сказал я. – У нас передышка. Подфартило. Если только это не остров Робинзона Крузо.
– Туземцы? Хм. – Глен заменил в пистолете обойму и широко зевнул. – Господи Иисусе, как же я устал. Найду удобное местечко под какой-нибудь пальмой и продрыхну неделю кряду.
Я выбрался из кабины и занялся осмотром нанесенных япошками повреждений. К счастью, ничего серьезного. Нас основательно продырявили, но я летал и не на таких дуршлагах – и не просто летал, а еще и сражался. Да, когда сориентируемся, спокойно дотянем до базы или еще куда-нибудь, где есть наши.
Вот только тот голос все еще шепчет у меня в мозгу…
Голубые волны с тихим шелестом накатывали на песок и отступали, оставляя за собой белую пену. Вокруг сомкнулись стены тумана, но сам остров купался в рассеянном солнечном свете – восходящий поток теплого воздуха от нагретой за день земли пробил в тумане окно. Вода так и манила. Я вспомнил об акулах и безразлично пожал плечами: можно плавать по очереди.
Так мы и сделали: один караулил с пистолетом в руке, пока другой плескался в прохладных волнах. Никогда в жизни вода так приятно не льнула к телу. Она уняла боль в сведенных от напряжения мышцах, расслабила нервы. Когда я выбрался на берег, на меня навалилось изнеможение. Пришлось глотнуть обжигающего бренди, чтобы вернуть ясность мысли.
– И что теперь? – поинтересовался Глен. – Я бы в любом случае прилег вздремнуть.
– Сначала штаны надень, – посоветовал я, натягивая свои. – Не ровен час, нагрянут туземцы, и тогда придется драпать во все лопатки. Кое-где на здешних островах обитают весьма суровые черные ребята.
– Черные ребята? Мы что…
– Возможно, мы теперь ближе к Австралии, чем к Суве, – мрачно кивнул я. – Одному богу ведомо, куда нас занесло. Поспи, а я покараулю.
– Давай кинем монетку.
– Хорошо. – Я достал из кармана шиллинг и подбросил. – Решка.