Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи

В Дэсони время ползло медленно. Ничего не происходило. Доусон мог делать все, что захочет; он по-прежнему жил в доме Фереда и понемногу привыкал к новому образу жизни. И все же постоянно испытывал смутное беспокойство. Доусон задавал бесчисленные вопросы своему наставнику, старательно симулируя глупость.

Он проводил много времени с Бетьей, почти инстинктивно взяв ее под свою защиту. Девушка тянулась к нему, возможно чувствуя в нем ту силу, которая вытравливалась из людей веками. Постепенно, как и было задумано, Доусон приобретал у горожан репутацию полного ничтожества.

Целыми днями, а иногда и ночами он просиживал в развлекательных заведениях, коих было великое множество. В городе держали лошадей – для скачек и просто для красоты. Здесь возродили древнее искусство соколиной охоты, в котором Доусон весьма преуспел. В этом ему помогла Бетья, работавшая в авиарии, где обитало множество птиц. Некоторых он знал – малиновок, цапель, голубей, – а некоторых никогда прежде не видел, например крошечных пингвинов, популярных в качестве домашних любимцев.

Бетья подарила ему сокола новой породы, приученного к долгим полетам и обладающего рядом качеств, показавшихся Доусону весьма интересными. Например, он умел петь как канарейка. В свою очередь Доусон рассказал девушке о птицах, живших в его время, и, к ее великому изумлению, сообщил, что когда-то голубей использовали в качестве воздушных почтальонов, что с помощью пеликанов ловили рыбу, а также привел массу других «исторических» фактов.

Все развлечения Дэсони были в его полном распоряжении, – похоже, Доусону предоставили неограниченное количество рабочих единиц. Сделано это было явно с умыслом. Его будто постоянно подпаивали, чтобы он ни о чем не думал. Ведь Доусон не был продуктом двадцать шестого века. Он был анахронизмом, а следовательно, представлял собой угрозу.

Как-то раз, обедая в садике на крыше, в отдельной комнате со стеклянными стенами, чтобы можно было любоваться прекрасными рисунками мозаичного пола, буйством красок и геометрических фигур, Доусон внимательно присмотрелся к Бетье. Он уже успел привыкнуть к своей новой одежде – шортам, майке и эластичным прозрачным сандалиям – и вновь чувствовал себя в хорошей физической форме: сломанная рука почти выздоровела.

– Ты давно хочешь поговорить со мной, Бетья, – сказал он наконец. – О чем?

Девушка быстро огляделась по сторонам и посмотрела ему в глаза.

– Я боялась говорить об этом с другими, но вы… вы сильный, С’ивен. Не такой, как все. Только, боюсь, что и вы мне не поможете.

Доусон откинулся на спинку стула и с удовольствием потянулся – худощавый, стройный, загорелый, симпатичный. Бетья наблюдала за ним.

– Ты хочешь поговорить о Фереде, верно?

– Да, – ответила девушка. – Он не такой, как остальные члены Совета. Я… хочу его вернуть, С’ивен.

– Но ты с ним уже говорила.

– Это был не Феред… не тот Феред, которого я знала.

Доусон прищурился:

– Согласен. Я тоже не верю в его рассказ о какой-то мудрости, которую ему открыл Совет и которая полностью изменила его характер. – Было здесь и еще кое-что, о чем Доусон умолчал. Уж кто-кто, а Феред никогда бы не поверил в его притворную глупость, особенно после тех бесед, которые они вели. Неужели парень обо всем забыл? Это же смешно, если только…

– Эти ваши психографы, – сказал он. – У вас что, есть машины, способные влиять на разум человека?

Бетья нахмурилась:

– Я думала об этом. Я тоже подозреваю, что с Фередом что-то сделали – изменили его психо…

– Стерли все эмоции, да? Превратили его в слепую рассудочную машину?

– И вы не поможете спасти его, С’ивен? – прошептала девушка.

– Не знаю. Трудная задача…

– Вы не такой, как наши мужчины.

Доусон и сам это знал.

– Мне кажется, ваше общество деградирует, – сказал он. – Шестьсот лет для человечества не так уж и много, и его совсем не просто изменить, но если за дело взяться с умом и создать благоприятные условия, тогда все возможно. И мне кажется, что Совет способствует стагнации. – Затем Доусон добавил: – Что-то с этим Советом не так. Не мое это дело, но мне он кажется каким-то неестественным. Ты этого не чувствуешь, Бетья, поскольку воспитывалась в других условиях, как и все твои современники. Но…

– Продолжайте! – Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Доусон вертел в руках стакан.

– Мне кажется, члены Совета полностью лишены эмоций. А ваш Капитолий – просто кусок камня. Это крайне странно, особенно если вспомнить, как живописны другие города. К тому же, учитывая ваши возможности, вы уже давно должны были приступить к освоению космоса. И что же? Ни одной попытки. Совет держит под сукном все научные достижения. Это же самая настоящая автократия.

– Члены Совета заботятся о нашем благе.

– На первый взгляд – да. Людей пичкают развлечениями, чтобы они ни о чем не думали. Люди могут делать все, что пожелают. Но чего тогда боится Совет? Откуда исходит угроза его власти?

Бетья не ответила, и Доусон продолжал: