Город изменился до неузнаваемости. Простые и четкие абрисы небоскребов уступили место вычурным: тонкие изящные шпили поднимались над лабиринтом куполов, изгибов и арок. Все сооружения лучились мягким светом, исходившим от пластика, из которого они были сложены.
Очертания Лонг-Айленда не изменились. Доусон разглядел Гудзон, Ист-Ривер и Гарлем, по берегам которых раскинулись пышные парки; ему-то эти реки помнились как убогие сточные канавы. Через них были перекинуты мосты, такие ажурно-воздушные – казалось чудом, что они могут выдержать собственный вес; однако огромная сила натяжения прочно удерживала детали конструкции.
Нью-Йорк встретил его буйством красок. Прежними в городе остались лишь некоторые названия. Гринвич-Виллидж, Таймс-сквер, Центральный парк – всего этого уже не было. Разглядывая город сверху, Доусон испытывал жуткое одиночество, даже возникла безумная мысль: направить самолет вниз, и к черту все.
Но это прошло, и Доусон полетел дальше, зависая, чтобы получше рассмотреть, над некоторыми городами или полюбоваться залитыми лунным светом сельскими пейзажами, уже в который раз дивясь утопичности нового мира. Он знал: это лишь видимость. На новом мире постоянно лежит тень загадочного Совета.
Медленно тянулись часы. Доусон посадил самолет в долине среди гор, немного похожих на Аллеганы, и вышел, чтобы напиться воды из ближайшего ручья. Размял ноги, промочив их холодной росой.
Зачерпнув жидкой грязи, Доусон смотрел, как она сочится между пальцев. Земля не изменилась, но люди, населявшие ее когда-то, умерли, превратились в прах. Они забыты. И забыта Мэриан.
Всеми, но не им.
Странно, но он почему-то не мог вспомнить тот красивый футуристический Нью-Йорк, который видел только что. Город совершенно стерся из памяти. Вместо него всплыл Центральный парк, поблескивющее в сумерках озеро, небоскребы и лицо девушки, которая смотрела на заходящее солнце. Накатила безнадежная тоска; Доусон упал во влажную траву и спрятал лицо в ладонях.
Солнце стояло высоко, когда Стивен Доусон прилетел в Вашингтон. Посадив самолет на знакомой зеленой площадке, он вышел и повернулся к огромному каменному блоку, называвшемуся Капитолием. Его лицо было суровым и решительным.
Главная проблема состояла в следующем: чего требовать от Совета? Чтобы он раскрыл свою тайну? Легко сказать. Да и есть ли вообще эта тайна? Кто-то что-то слышал, кто-то что-то заподозрил; вроде все убедительно – и вместе с тем ничего определенного. Насколько Доусон знал, в этом мире все делается открыто, но это и настораживало больше всего. Неладно что-то в Утопии, но что именно?
Из здания вышел человек, который встречал Доусона и Бетью в первый раз.
– Вас не вызывали… Э-э-э… Да вы же Стивен Доусон!
– Передайте Совету, что я прошу об аудиенции, – сказал Доусон.
Человек пожал плечами:
– Неслыханно! Доусон, в прошлый раз по вашей просьбе было сделано исключение, но это не повторится. Впрочем, я могу узнать. Подождите.
Вскоре Доусон стоял перед членами Совета. Проем, через который он вошел, закрылся.
Здесь ничего не изменилось. Пятеро мужчин и женщина – Лорена Сэн – сидели на низкой скамье. Сердце Доусона сжалось, когда он вновь увидел лицо в форме сердечка и холодные голубые глаза.
В комнате находился и Феред, вид у него был безучастный.
– Чем мы можем вам помочь, Стивен Доусон? – спросил один из мужчин.
– Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.
Последовало молчание.
– Мы согласились принять вас по просьбе Лорены Сэн, – наконец сказал мужчина. – Но мы должны работать на благо мира, а потому у нас очень мало времени. Говорите кратко.
Доусон кивнул, тайком глянув на свой наручный хронометр. Подняв глаза, он поймал пристальный взгляд Лорены. На душе стало тревожно. Было что-то определенно зловещее в этом аскетичном зале.
– Вы можете не отвечать, – сказал Доусон, – и на вашем месте я бы так и поступил.
– Почему мы можем не отвечать на ваши вопросы?
– А зачем? Какое вам дело до одного человека, если вы правите целым миром?
– Мы не правим. Мы осуществляем руководство. Каждый живущий на Земле заслуживает счастья.
Доусон обвел взглядом неподвижные, непроницаемые лица. Затем посмотрел на Фереда.
– Мой первый вопрос: вы подвергали обработке разум Фереда Йолата или его характер?
– Вы имеете в виду машины, не так ли? Нет, не подвергали. Он получил знания, которые простым смертным недоступны. После этого его отношение к жизни изменилось.
– Да, это так, – тихо произнес Феред.
Его голос звучал ровно и спокойно.
Доусон почему-то не мог отвести глаз от лица Лорены. Словно читал на нем изумление и скрытую насмешку. Что же до остальных… Ему казалось, что перед ним пять масок – невидящих, непроницаемых.
– Значит, поэтому члены Совета так отличаются от простых людей?
– Мы не можем вести обычную жизнь, равно как и управлять ею.
Доусон махнул рукой:
– Этот зал, да и сам Капитолий – все так скучно. Неужели красота для вас больше ничего не значит? Или вы просто не хотите вызывать зависть?
Ему ответила Лорена Сэн: