Восход Черной звезды

– Грандиозный, – заявила уровень предполагаемого разбирательства. – Есть предположение, что без битья посуды не обойтись.

Кесарь отреагировал усмешкой, затем движение руки – и возле меня возник столик с одной-единственной пустой тарелкой посередине.

– Достаточно? – усмехнувшись, произнес кесарь.

– Вы определенно недооцениваете масштаб моего праведного гнева, – расстегивая платье, сообщила я.

Возле первой тарелки возникла вторая. Всего одна вторая тарелка. Меня действительно самым наглым образом недооценивали.

Со стороны великого и бессмертного раздался смех, а затем тарелок стало три.

Мне бы хотелось это прокомментировать, но в этот самый момент я волосами запуталась в пуговках. И в общем и целом поняла, почему светлые леди носят волосы исключительно туго заплетенными – в ином случае наряд превращался в ловушку для прядей.

Ни слова не говоря, кесарь поставил бокал на пол, гибким движением поднялся, мгновенно оказался рядом и, встав позади меня, начал осторожно освобождать мои волосы. Молча. Прядь за прядью, столь аккуратно, что мне ни секунды не было больно. Затем, перекинув все волосы мне на грудь, расстегнул верхнее платье и отбросил сверкающую паутинку материи в стороны.

– Руки подними, нежная моя.

Я без слов последовала приказу, но, когда с меня стягивали ткань, неожиданно подумала – ведь можно было ее просто трансформировать в лепестки роз, как, к примеру, вчера кесарь поступил с моим банным халатом.

– Невозможно, – лишив меня и второго платья, сообщил император. – Ткань твоих нарядов защищена от магического вмешательства.

– Почему? – действительно интересно стало.

Ладонь кесаря скользнула на мой живот, рывком прижала меня к сильному телу пресветлого, и у виска прозвучало насмешливым шепотом:

– Чтобы ни у кого не возникло соблазна увидеть то, что принадлежит мне.

И, отпустив меня, император легко прошел обратно к постели, упал на нее, не отрывая от меня издевательски-заинтересованного взгляда, и, вновь взяв бокал с вином, милостиво дозволил:

– Начинай.

– Знаете, меня настораживает ваш энтузиазм, – нервно заметила я.

– Он вполне объясним, нежная моя. – Кесарь загадочно улыбнулся и, сделав глоток вина, пояснил: – Видишь ли, мне никогда не закатывали скандалов. Тем более с битьем посуды. Тарелок достаточно?

Скептически глянув на три несчастных предмета посуды, возмущенно сказала:

– Подобное количество оскорбительно и, несомненно, не позволит выразить степень моего возмущения.

– Как пожелаешь, нежная моя, – улыбнулся император.

И тарелок стало больше раз в десять. Теперь они лежали на столике тремя готовыми к скандалу стопками. Я посмотрела на кесаря – кесарь с загадочной полуулыбкой продолжал смотреть на меня.

Необходимость начать запланированный дебош напрягала не меньше, чем энтузиазм нашего бессмертного.

Посмотрела на тарелки, затем на пол… Мелькнула мысль, что могу пораниться осколками.

– Не можешь, я же здесь. – Кесарь, как и всегда, не стесняясь даже для вида, продемонстрировал, что мои мысли для него – открытая книга.

Не став даже комментировать, император молча сделал глоток вина, не отрывая от меня взгляда и продолжая загадочно улыбаться. Мой взгляд вдруг как-то сместился с его лица на обнаженную грудь, что привело к мыслям о постели и, как следствие, к началу скандала.

– Я требую отдельную спальню! – решительно заявила я.

– Требуешь? – насмешливо переспросили у меня.

Я посмотрела на императора, на тарелки. Сходила за стулом, скрежеща его железными ножками по полу, подтащила к столику с посудой, поставила, влезла на него, взяла первую тарелку, придержала параллельно полу, посмотрела на продолжающего с насмешкой следить за мной кесаря и разжала пальцы.

С грохотом упав на пол, тарелка разлетелась на сотни мелких осколков!

Не могу сказать, чтобы наш великий и бессмертный хоть как-то убоялся, но мне определенно стало, во-первых, легче, а во-вторых, я ощутила вкус к подобного рода эмоциональным выплескам.

И, схватив следующую тарелку, сообщила:

– Вы предоставите мне отдельную спальню!

Тарелка полетела вниз, звон разбитой посуды заполнил все пространство.

– Прекратите кормить чуть ли не с рук, позоря тем самым перед матерью!

Еще одна разбитая тарелка.

Я посмотрела на осколки, подумала, что этого явно недостаточно, и разбила еще одну тарелку, для придания большей весомости моим требованиям.

После чего с вызовом посмотрела на кесаря…

Кесарь улыбался самым коварным образом, явно получая огромное удовольствие от происходящего.

Удовольствие длилось секунд пятнадцать, но затем взгляд пресветлого медленно потемнел, глаза сузились, улыбка превратилась в ужасающе-ласковую, и император произнес пугающим тоном:

– Моя нежная девочка влезла куда не следует?

Говоря откровенно, в прежние времена я испугалась бы до дрожи вот этой его улыбки, после которой обычно сгорали айсиры, разрушались княжества и умирали даже не десятки – сотни людей. Но, гоблин раздери, мы не в Оитлоне, время панического ужаса для меня прошло. И потому я бесстрашно переспросила: