Восход Левиафана

Этих качеств он, увы, не рассмотрел в Судине. Халдеев он учил астрономии и кузнечному ремеслу, анатомии и премудростям стратегии. Но лишь Судин раскрыл ему правду, жаль - слишком поздно.

Судин был лучшим среди учеников Тота. В нем не было ни капли невежества, он был готов рассмотреть любую точку зрения, какой бы необычной или даже отвратительной она не казалась. Он во всем стремился найти рациональное зерно, даже в людях. «Я в каждом ищу лучшее, - сказал он Тоту. - Ведь худшее они покажут мне сами».

Но главное (как тогда думал Тот) - в нем не было ни капли страха. Судин был готов не просто обладать знаниями, но и применять их. Что он в итоге и сделал, поступив на службу к халдейскому царю Набониду, который тогда чудом все еще сидел на троне, методично уступая земли и власть извечным врагам халдейских племен - атураям.

Тот слишком многим поделился с Судином, он научил его управлять стихиями, объяснил устройство межзвездного пространства. Он и помыслить не мог о том, что Судин, чтобы заслужить благосклонность своего царя, решит в буквальном смысле обрушить на его врагов небо. А точнее - огромное небесное тело, вырванное из Пояса Койпера.

Тот не сразу понял, что происходит, а когда понял - было слишком поздно. Он не мог отвернуть огромный метеорит от планеты, но сумел сместить его траекторию на двенадцать тысяч километров к западу и «провалить» в другое время, в далекое прошлое земли. Тот сам не поверил, когда ему это удалось, а потом осознал весь ужас содеянного - изменив прошлое он, вероятно, изменил все остальное...

Однако мир остался прежним, и это навело Тота на определенные размышления о пространственно-временном континууме, который иные называют судьбой... Но эти думы заняли его голову много позже. На тот момент он был в ужасе и ярости одновременно. Он ничего не сказал Судину, просто отобрал у него силу. Щелкнул пальцами и стер его память.

Уже в который раз Тот осознал, что его попытки тщетны. И теперь врагом стала людская гордость. Халдеи были готовы учиться, они были прирожденными учеными и магами, они жаждали знаний и не боялись их использовать. Но они при этом рассматривали знания как инструмент для достижения собственных, сугубо эгоистичных целей. Они без малейших колебаний переступали через других, человеческая жизнь (чужая жизнь!) теряла для них всякий смысл. Они видели лишь один ориентир - власть, дорогу к которому мостили их неуемные амбиции.

Тот перебрался на юго-запад, где стал известен как Хирам. Но и там его ученики оказались слишком горды, слишком заносчивы и эгоистичны. И там он впал в такую ярость, что на тысячи лет накрыл этот маленький регион непроницаемым куполом, под которым невозможно было сотворить никакое волшебство. И это, как он позже узнал, была его величайшая ошибка. Ведь именно сюда на стыке тысячелетий пришли серые, именно здесь они обозначили свой плацдарм, потому что именно здесь, под «куполом Тота», их невозможно было увидеть.

Тот еще долго странствовал по планете. На его глазах бронзовые мечи в руках людей сменялись стальными, а деревянные парусные корабли уступили место железным титанам на дизельной тяге. Он стал богом для многих, многие чтили его в разных концах земного шара, но больше никогда он не смел учить людей.

Он хорошо выучил собственные уроки. Невежество. Страх. Гордыня. Всего лишь слова. Но ведь в словах сила, не так ли? И если все действительно началось со слова, то каким оно было? Каким угодно, но уж точно не «бог». И скорее всего не «человек».

***

Карн снова вспомнил историю бога мудрости подумал, что с Эррой было как-то проще. Этот парень появился на свет во втором тысячелетия до нашей эры в Вавилоне. Никогда не перевоплощался, ни под кого не косил (как некоторые), считал сие недостойным своей божественной сущности. А то, что его порой принимали за других богов (неизменно - воинственных и кровавых), это уже совсем другой вопрос.

Что касается Рокеронтиса, то он пришел в Дуат в X веке, молодой и, как водится, горячий. Сначала был богом мщения, потом - владыкой ночных кошмаров. В свое время обозначился у греков под именем Фобетора, правда, не совсем понятно, каким образом, потому как Овидий писал о Фобеторе в первых годах нашей эры. Сам Рокеронтис на этот счет как-то «прогнал» Карну об абберации пространственно-временного континуума и решил, что такого объяснения будет достаточно. Разумеется, сам он такие термины в речи не употреблял, в его изложении все было гораздо нагляднее и через слово для пущей образности проскальзывало бляканье и ептанье.