Восход памяти

С тех пор это самое слово – «придурок», будто приклеилось к Пашке, преследуя везде. Тот, оправившись после болезни, как водится, заглянул на свою страничку в Фейсбуке – там его ждал неприятный сюрприз: жирными буквами на месте текущего статуса значилась подпись «Придурок». Пашка поначалу оторопел, но особого значения этому «глюку» не придал, списав на неврастению, логически рассудив, что запамятовал, как сам, будучи немного не в себе, мог написать бог весть что. Он, изменив статус на прежний – «Нагибаю мир!», успокоился. Но не тут-то было! Аналогичный «глюк» повторился, но уже в другой соцсети, а позже стал повторяться во всевозможных мессенджерах, с тем лишь отличием, что подпись местами видоизменялась на английский манер, к несчастью, безо всякого ущерба для смысла и выглядела как «Jerk», «Fool» или того хуже – «Asshole»[12]. Вся эта ситуация выбешивала Пашку до нервной трясучки. Приходилось отшучиваться, удалиться из сетей он не мог, слишком много на них завязано – вся жизнь.

«На то они и сети, чтобы ловить придурков, которые не могут выпутаться. На то они и придурки, чтобы застревать в сети. Кто-то должен давать вихрю силу!» – бессмыслица, сказанная приснившимся Пашке огромным пауком с несоразмерно жирным черным брюшком, покрытым жесткой щетиной, в тот период, когда симптомы неврастении проявлялись особым образом и парень не находил сил подняться с кровати. Паук взял привычку возвращаться, атакуя сознание, время от времени проявляясь точечными мимолетными вспышками в бодрствующем уме в самый неподходящий момент.

И еще одна прескверная мысль не давала покоя: что все это – и паук во сне, и «глюки» со статусом, да и сама неврастения – как-то связано с недопарнем АК-47, Пробелом. Сомнения подтачивали Пашкину самоуверенность, вносили дисбаланс, подкашивали опору показной успешности, на которой держался весь его авторитет. И теперь, когда Пробел вернулся, он жаждал убедиться, что Пробел – все еще прежний – боязливый, ущербный недомальчик для битья, каким был всегда. На фоне этого всевозрастающего желания Пашка натолкнулся на демонстративное безразличие – как же оно коробило, ни в коей мере не вписываясь в спланированный трафарет уже заезженной картины травли изгоя как неотъемлемого атрибута поддержания стабильности собственного авторитета. Оставалось одно – действовать. АК-47 менялся, ускользал, опрометчиво было пускать ситуацию на самотек, необходимо вернуть течение в прежнее русло. Тем более что другим пацанам тоже, как выяснилось, не терпелось покуражиться.

Прозвенел звонок, возвестивший об окончании последнего урока, и ученики, дружно освободив парты, потянулись из класса. Аким не торопился. Люба ждала, пока он соберет вещи, чтобы продолжить начатый на перемене допрос. Необходимость оправдываться неясно за что тяготила мальчика, и он, в свою очередь, ждал, когда ей наскучит стоять и пялиться на его затянувшийся ритуал укладывания вещей в рюкзак и она в конце концов вслед за всеми покинет класс. Но нет – упорство Любы взяло верх, и Акиму пришлось выйти в коридор в ее сопровождении как под конвоем.

Но в коридоре его уже ждали: пятеро одноклассников, что никогда не упускали шанса побольнее задеть, посильнее пнуть, во главе с Пашкой Коневым преградили дорогу.

– Смотрите-ка! Две подружки идут! – начал Пашка, ехидно улыбаясь.

– Подружки-дурнушки! – тут же подхватил Олег, в последнее время стремительно шедший в рост, причем не только в длину, но и в ширину, оттого в особенности предпочитавший колкости, касающиеся внешности.

«Понеслось…» – подумал Аким, предприняв попытку пройти мимо, но неудачно: наткнувшись на непробиваемое пузо Олега, он понял, что путь отрезан.

– Отстаньте уже! Дайте пройти! – попросила Люба.

Ряд разомкнулся, и ее пропустили. Не сомневаясь, что подтрунивать станут и над ней, она не ожидала, что по первой же просьбе ее так легко оставят в покое, и сразу не нашлась, что сказать. Словно язык проглотив, она молча обернулась и, решив дважды не испытывать судьбу, пошла своей дорогой. Разумеется, совесть пробудилась и долго еще терзала ее, но это произошло позже, а тогда ею владела одна мысль – бежать от лишних проблем, чужих проблем, не ее.

Если для Любы травля закончилось, не успев толком начаться, то Акима все «прелести» ждали впереди.

– Хотели мальчика, а получилась девочка! – Дружный хохот не прекращался.

– А папа против! За что тебя так? АК-47! Ха-ха-ха! Поглядите, какой брутал!

– Знаешь, – решил сострить Пашка, – я понимаю, почему ты захотел спрыгнуть. На твоем месте я поступил бы так же. Лучше, – он изобразил руками крест, – чем быть ни то ни се.

Аким тем временем с деланым безразличием разглядывал обидчиков одного за другим, представляя их мерзкие морды окровавленными, расплющенными по асфальту, и он улыбался своим мыслям.

– Он ржет! Смотрите! Ржет! Что ты ржешь? – спросил кто-то, вероятно Леха, ничем не приметный Пашкин прихвостень.