«Убить в себе урода. Но как?» – думал он по дороге, шагая по мокрым тротуарам в предвечерних сумерках. Тут же он поймал себя на мысли, что давненько не размышлял на излюбленную некогда тему: что, если бы родители в свое время решили иначе при выборе его пола, что, если бы сейчас он так же ступал по промокшим улицам, только одетый в юбку и на высоких каблуках. Когда-то, размышляя об этом, он склонялся к выводу, что, будь он девочкой, его гнобили бы меньше. Но теперь не вопрос своей истинной половой принадлежности он ставил во главу угла, а другой – почему сама эта некогда злободневная проблема вдруг перестала его заботить, словно решилась сама собой? Но не решался же этот вопрос, когда Аким беспрестанно о нем думал, – в этом что-то было, за что цеплялся разум, отыскивая нить, ведущую к истоку понимания вещей, гораздо более значимых и сокровенных.
Но мальчику недолго суждено было предаваться размышлениям. По пути мимо гаражей дорогу вновь преградил пес. Старый ошейник с металлическими заклепками более не отягощала цепь. Совершенно свободный, пес мог покинуть безлюдный пятачок, затерянный среди дворовых коробок, который вот-вот должен был превратиться в пустырь. Но он предпочел остаться и ждать. Чего? Наверное, друга. И не напрасно – друг появился, худой, длинноволосый, с печальными глазами цвета весенней зелени. Друг остановился и погладил пса по косматой гриве.
– Ты не ушел… – сказал друг, вспомнив, что теми же словами он совсем недавно встретил отражение. – Что прикажешь с тобой делать, Лохматик?
Пес заскулил – низко, протяжно. Мальчик невольно отдернул руку.
– Будь здесь. Я принесу тебе еды. Я скоро. Место! – попытался скомандовать Аким, а после неуверенно прибавил – Дождись… Хорошо?
Аким осторожно прошел мимо пса. Тот понимающе посмотрел мальчику вслед и улегся на землю.
Денег у мальчика с собой не имелось – пришлось заглянуть домой. Вечно недовольный отец давно перестал интересоваться его делами, но попадаться лишний раз ему на глаза не хотелось – его вечно укоряющий взгляд впечатывал в пол, вызывая единственное желание – исчезнуть с лица земли, только бы не испытывать более на себе этот снайперский прицел его стальных глаз. Отец встретил мальчика в коридоре, стрельнул убивающим взором, не поздоровался.
– Я на минуту, – сказал Аким, быстро прошмыгнув мимо отца, стоявшего посередине прихожей неподвижно, будто скала.
Он, зайдя к себе в комнату, выгреб из ящика стола карманные деньги – скудные сбережения, которыми снабжал его отец, подаяния на школьные обеды и прочую мелочь. Аким, бросив на стул мешок с учебниками, вышел вон, ни словом не обмолвившись с отцом.
У мальчика никогда не было собак, и он понятия не имел, чем их кормить. Но телефон был под рукой. Он, погуглив с минуту, уже знал ответ. Уверенным шагом стартовал в направлении рынка. Послонялся от одного прилавка к другому и выбрал наугад, подойдя к продавщице – единственной из всех, показавшейся милой, – в опрятном белоснежном свитере, с полными румяными щеками на добродушном лице. Улыбчивая продавщица отвесила мальчику полкило говяжьей обрези. В других палатках Аким купил бутыль воды и парочку мисок. Он погрузил добычу в тряпичный мешок с длинными ручками и двинулся к гаражам.
Пес, завидев мальчика издали, понесся на него, высунув длинный красный язык и, по-видимому, улыбаясь; налетев с разбегу на мальчика, пес сбил его с ног. «Скверная привычка… С этим надо что-то делать», – подумал Аким, незаметно для себя став размышлять о бродячем псе, как о родном. «Добрый, – подумал пес, – и как он рад встрече, гладит по шерсти, и глаза уже не такие грустные – надо будет всегда так его встречать!»
В последующие дни все мысли и время Акима поглотила забота о псе. Каждый день после уроков он шел на рынок, покупал свежее мясо, а после направлялся к гаражам – там он кормил пса и играл с ним. Лохматик оказался на редкость смышленым: без труда выучил команды, и не только стандартный набор вроде «сидеть», «лежать», он также научился идти рядом и выполнять нелюбимую, но подчас необходимую директиву Акима – «ждать».
Как ни странно, в отношении школьных дурней наблюдалось затишье: вряд ли они отстали насовсем, но напоминать о себе на время перестали. Зато загадочный медиум проявлял себя с завидным постоянством. Ненавязчиво, раз в сутки, он отправлял сообщения. Марийка объявилась сама, и вопрос, с которым Аким обратился к Илье, потерял актуальность. Тем не менее медиум возбуждал интерес. Мальчику было любопытно, что за тайный смысл стоит за бессмысленной на первый взгляд белибердой. Аким прилежно сохранял присланные сообщения, будучи уверен, что рано или поздно они пригодятся. Впрочем, разнообразием они не отличались, все одно: «вихрь», «разлом» и снова про бусы. Как-то раз на уроке обществознания он поймал себя на том, что на полях в тетради рисует бусы. В его представлении это было скорее ожерелье из жемчуга на серебристой нити.
– Что рисуешь? – спросила Люба, решившая впервые заговорить с Акимом, после того как бросила его, оставив наедине с Пашкиной бандой.