Восход памяти

– Не надо было связываться с Пробелом, – высказал приятелю по дороге осмелевший Олег. – Гляди, какой он стал, как чуть с крыши не сиганул. Мутный он какой-то. Не прост, совсем не прост. Ты не задумывался, где он был после крыши? В дурке лежал, как пить дать. Там он головой и повредился или раньше еще. Что его на крышу понесло, а?

Пашка не отвечал. Его разум попал в капкан собственных скверных настроений, и выхода он не видел, и паук вновь талдычил свое, плетя паутину безысходности из фиолетовых тараканов, засевших в голове.

В полнейшей прострации Пашка добрел до дома, не думая, включил компьютер. Дисплей высветил уведомление: «Поздравляем! Вы выиграли билет на грандиозный перформанс МС Рад-Х!» Внезапный прилив радости вывел парня из затянувшегося ступора. «Жизнь налаживается!» – вслух произнес Пашка, довольный тем, что появился повод хотя бы на время забыть о Пробеле. А где-то далеко на периферии сознания довольный паук продолжал плести фиолетовую паутину.

* * *

Аким шел по улице, держа за руку Любу. Уверенность опьяняла, и все получалось само собой, легко и естественно: их ладони вместе, шаги в темноте по мокрым осенним тротуарам, волнение бьющей через край силы и прямой взор, устремленный в светлый горизонт, невзирая на сгустившуюся тьму. Рядом шел огромный черный пес, его присутствие так же естественно. Весь мир был на стороне мальчика в те минуты; мир решил, что так надо, и мальчик не противился. Аким проводил Любу до подъезда.

– Ты обмолвился, что видел край, – заговорила Люба о странном. – Какой он?

Аким посмотрел вверх, туда, где сменяющие дождь снежинки цепляли провода в оранжевом свете фонарей.

– Там темно и холодно, – ответил он, будто вспомнив.

– Край меняет людей, – задумчиво произнесла Люба. – Ты изменился.

– Наверное, это хорошо?

Люба снова задумалась.

– Это непривычно и… пугает, – сказала Люба, с трудом подобрав нужное слово.

Она увидела лицо Акима прямо перед собой, его зеленые глаза сияли чересчур ярко. Странно, но в тот момент он вовсе не походил на девочку.

– Пока, – сказал Аким, и их губы соприкоснулись.

– Пока, – сказала Люба немного позже, провожая Акима взглядом.

Аким шел домой, Лохматик не отставал ни на шаг. И думать, и идти было легко, тем более что мальчик не думал ни о чем, кроме этой легкости, не анализировал, не предполагал, не загадывал на будущее. Он сам не знал, зачем поцеловал Любу, он даже не был уверен, что она ему симпатична. Единственное, в чем он полностью отдавал себе отчет, это то, что вопрос его истинной половой принадлежности очевидно и бесповоротно потерял свою остроту.

* * *

Пес с опаской ступал на незнакомую территорию. Неотесанный вид и стойкий запах псины никак не вписывались в строгий порядок квартиры отставного военного, отца Акима. Пес понимал, что чужд этому месту и в первую очередь – хозяину дома, запах которого безошибочно уловил чуткий нюх. Лохматик пристроил в углу прихожей мощный зад и сидел смирно в глубокой печали, ожидая скорого изгнания. А тут и хозяин не замедлил явиться. «Сильный был когда-то, потом сломался», – подумал пес.

– Ты охренел? – раскатисто гаркнул отец на сына. – Быстро! Чтоб духу не было тут этой блохастой образины!

Пес поднялся на лапы и, поджав нечесаный хвост, ткнул носом в ногу мальчика, словно пеняя: «Я так и знал. Неважная идея – привести меня сюда. Идем назад! Как хорошо нам было у пустых гаражей!» Но у мальчика имелись другие планы. Он почесал пса за ухом и взглянул на отца.

– Лохматик – мой друг. Он будет жить здесь, – твердо заявил Аким.

– Ты – бухой? – спросил отец, с ходу объяснив для себя причину разительной перемены в поведении сына. – Так и есть! По глазам вижу!

Отец приготовился выслушивать оправдания, но они не последовали. Вместо того мальчик потянул пса за ошейник; минуя негодующего хозяина квартиры, Аким и Лохматик прошли в ванную. Отец покраснел, вены вздулись на шее; терпению пришел конец.

– Ты что творишь, недомерок?! – разъяренно завопил он, хватая сына за шиворот.

Стоило ему коснуться мальчика, пес среагировал незамедлительно: он подпрыгнул с быстротой молнии, отшвырнув отца могучей головой, злобно огрызнулся, готовый до последнего защищать юного друга. Но мальчик вовремя остановил пса, дернув за ошейник.

– Не стоит раздражать Лохматика, папа! Не надо, – деловито произнес Аким. – В следующий раз я могу не успеть.

– Следующего раза не будет! – выкрикнул отец срывающимся голосом.

Он, стараясь не делать резких движений, покинул ванную. Через минуту вернулся, держа в руках давно знакомое Акиму охотничье ружье.

– Уйди с дороги! – приказал он сыну, держа на прицеле пса. – Пристрелю гада!

Все давалось Акиму легко в тот день. Он был словно опьянен новым ощущением самого себя. Безоговорочная уверенность, что отныне все непременно должно сложиться по его воле, отражалась в каждом его движении, повороте головы, осанке и, разумеется, голосе. Уверенность и спокойствие на грани безразличия создавали вокруг него особую ауру – мальчика хотелось слушать, видеть, но никак не противостоять ему.

Аким стоял в ванной комнате, загородив собой пса.