Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

Аббас мысленно усмехнулся. "Аббас-ака!" Это что-то новое. Вежливо — как к брату и старшему человеку. Или совсем потеряла голову с перепугу?

Сгорбившись под тяжестью ноши, Он стал взбираться по откосу, осторожно переставляя ноги. "Только бы не упасть, — стучало в висках, — только бы не упасть". Палма семенила следом, поддерживая безвольно обвисшее тело Шавката, и когда Аббас останавливался, чтобы перевести дыхание, смотрела ему в лицо. Но он молчал, судорожно хватая воздух ртом, и снова упрямо карабкался по осклизлым камням откоса. А она, кусая губы от обиды и чувства собственного бессилия, следовала за ним, проклиная про себя все случившееся. "Все из-за меня, — твердила она себе, — все это из-за меня. Я одна во всем виновата…"

Это должно было произойти рано или поздно. Слишком уж откровенно ухаживал за ней Шавкат, слишком часто говорил двусмысленно, — слишком часто смотрел на нее выжидающе и требовательно, словно хотел, чтобы она призналась ему, наконец, в своих чувствах, сама бросилась на шею. Глупец!.. А она? Чем она лучше? Вместо того, чтобы оттолкнуть, поставить на место, она терпеливо переносила его ухаживания, снисходительно улыбалась там, где надо было бросить ему в лицо гневную отповедь. Зачем? Да, зачем? Может быть, хватит притворяться? К чему это ханжество? Но в глубине души ей были приятны его ухаживания, они щекотали нервы, льстили женскому самолюбию. И еще — она боялась оттолкнуть Шавката потому, что это, конечно же, не осталось бы незамеченным, и тогда дружбе Шавката с Аббасом пришел бы конец.

И вот развязка. Почему она не закричала, когда он обнял и стал целовать её? Что удержало ее? Страх? Да! Если бы Аббас увидел их в эту минуту — не миновать стычки. А может быть, во всем виноват коньяк? Та малая толика, которую она выпила…

Выбиваясь из последних сил, Аббас вышел наконец на дорогу. Наима забежала вперед, чтобы распахнуть дверцу машины, помогла усадить Шавката на заднее сиденье. Усадив приятеля, Аббас рухнул на сиденье и в течение нескольких минут жадно хватал ртом пронизанный сыростью воздух. Немного отдышавшись, он полез в карман за сигаретами, но пачка размокла, и сигареты в ней превратились в месиво. Аббас скомкал пачку и швырнул на дорогу.

Смеркалось. Дождь едва моросил. Наима, жалкая, промокшая насквозь, стояла, нахохлившись на дороге, но решаясь забраться в кабину. Аббас вышел и, бросив на ходу Наиме: "Ступай в машину", — перешел на противоположную сторону. Снизу поднималась машина с включенными фарами. Аббас вскинул руку, но грузовик, не снижая скорости, прогромыхал мимо. Дорога опустела. Аббас подошел к машине и сел рядом с Наимой. Его бил озноб. Девушке хотелось прижаться к нему, согреть теплом своего тела, но она чувствовала, что он оттолкнет ее и потому продолжала молча глядеть на него из глубины кабины. Внезапно полутьма озарилась призрачным пляшущим сиянием: позади них, высвечивая заднее смотровое окно "жигулей" светом фар, шла автомашина. Аббас вышел из кабины и встал посреди дороги, вскинув над головой руку. Взвизгнули тормоза. Грузовик обогнул "жигули" и остановился у обочины. Водитель опустил боковое стекло и вопросительно взглянул на подошедшего Аббаса. Рядом с шофером в темноте кабины сидел еще кто-то.

— Браток, — и Аббас устыдился умоляющих интонаций своего голоса. Продолжил более решительно: — В общем, такое дело. Товарищ у нас в беду попал. Несчастный случай. Нужна медицинская помощь… Я заплачу…

— Что с ним?

— Упал, ногу поранил.

— А я что могу сделать? Доктор нужен…

— О том и речь. Довезите до ближайшей больницы.

Шофер задумался.

"Откажется, на все пойду, — подумал Аббас с холодной решимостью. — Пригрожу, что сообщу в милицию. Не помочь человеку в беде — преступление. Испугается. Не посмеет отказать".

— Машину водить умеешь? — спросил шофер.

— В том-то и беда, — вздохнул Аббас. — Стал бы я тут загорать…

Не дослушав его, шофер распахнул дверцу и обратился к спутнику:

— Поедешь за мной. Пойдем, товарищ.

Они направились к "жигулям".

— До совхоза довезу. Там больница…

— Спасибо, друг.

Аббас распахнул дворцу и указал Наиме на переднее сиденье.

— Пересядь сюда. Я буду его поддерживать.

…Проехав километра три, машина свернула с шоссе на усыпанную щебенкой проселочную дорогу. Дождь прекратился, но в воздухе висела мельчайшая водяная пыль.

Машина остановилась у крыльца длинного одноэтажного строения, в котором светилась лишь одна пара окон. К дверям вели бетонные ступени. Аббас взбежал по ним и рванул на себя ручку. Дверь не поддалась, и он нетерпеливо забарабанил в занавешенной марлей окно. Девушка в белой косынке отодвинула занавеску и, прикрывая глаза ладонью, стала вглядываться в темноту. Разглядев Аббаса, она кивнула ему и отошла от окна. Почти тотчас же отворилась дверь, и на дорожку лёг прямоугольник света, рассеченный посредине тенью стоящей в дверях медсестры.