Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

Не выходя из машины, Найма наблюдала за Аббасом. Ей вдруг открылось в нем нечто новое, качества, которых она в нем раньше не замечала: решительность, собранность, умение убеждать, пожалуй, даже повелевать. Человек, которого она, казалось бы, отлично знала, вдруг неузнаваемо переменился, стал каким-то другим… и чужим. Она почти физически чувствовала, как с каждой минутой он все дальше и дальше уходит от нее. И от сознания, что она не в силах удержать его, тревожно и остро защемило сердце.

Тем временем к зданию больницы, расплескивая лужи, подъехала грузовая машина. Водитель выключил фары, и грузовик сразу вписался в окружающий его ночной пейзаж, словно стоял тут давно, одинокий, всеми забытый.

В дверях появился Аббас с брезентовыми носилками в руках, за ним шли пожилой мужчина в тюбетейке и давешняя медсестра. Они уложили Шавката на носилки и Аббас с шофером внесли его в больничный коридор.

— Сюда, — указал мужчина в тюбетейке, открывая гладкую фанерную дверь справа. — Ставьте на пол.

Медсестра внесла никелированную коробку со шприцами, поставила на столик и, раскрыв застекленную дверцу шкафа, принялась выбирать препараты.

Аббас с помощью шофера уложил Шавката на кушетку, застланную палевым покрывалом. Шавкат был бледен, как полотно, и не подавал признаков жизни. Мужчина в тюбетейке пощупал пульс, и покачав головой, принялся энергично мыть руки над раковиной.

— Что с ним произошло? — спросил он, не прекращая своего занятия. Аббас коротко рассказал о случившемся. Врач подошел к кушетке, вытирая руки вафельным полотенцем, расстегнул рубашку на груди Шавката, и. заправив в уши трубку фонендоскопа, стал прослушивать.

— Большая потеря крови, — врач поднял глаза на Шавката. — Сердце.

Он обернулся к медсестре.

— Поторопитесь, пожалуйста.

— У меня все готово, — откликнулась девушка. — Засучите ему рукав.

Аббас поспешно выполнил ее просьбу. Медсестра сделала укол и, не вынимая иглы, ввела сердечное. Врач осмотрел ногу Шавката и опять принялся мыть руки над раковиной.

— Обработайте рапу, — приказал он медсестре. — Будем зашивать.

— Девушка толкнула двустворчатую дверь напротив и включила там освещение. Посреди просторной комнаты зловеще белел операционный стол. Аббасу стало не по себе. Он обернулся к входной двери и увидел Наиму, о которой совсем было забыл. Вид у девушки был измученный, чувствовалось, что она едва держится на ногах. Она стояла в дверях, опершись о косяк, и в глазах ее читалась немая мольба.

Аббас тронул за рукав шофера.

— Спасибо вам, друг. Что бы я без вас делал?

— Не за что. Лишь бы дружок поправился. Вы уж нас извините, — нам ехать надо.

Он направился к выходу, пытаясь обойти Наиму. Она вошла в комнату. Аббас прошел мимо нее в коридор, нагнал шофера.

— За все вам спасибо. — Он достал из кармана деньги и неловко сунул шоферу. — Возьмите вот…

Шофер пристально посмотрел ему в лицо и отвел руку:

— Ты это брось, приятель. Спрячь деньги, а то обижусь. Так-то. Всего вам доброго.

Он легко сбежал по ступенькам и зашагал к машине. Аббас проводил его взглядом и не опускал руку до тех пор, пока красные огоньки грузовика не затерялись во тьме…

Врач кончил зашивать ногу и снова принялся за фонендоскоп. Шавкат по-прежнему не приходил в сознание и, казалось, побледнел еще больше.

— У вашего товарища есть при себе документы?

— Не знаю. — Аббас развел руками.

— Поищите у него в карманах.

Аббас порылся в разбросанных на кушетке вещах Шавката, достал из пиджака паспорт, протянул врачу.

— Он что, был за границей? — спросил тот, листая паспорт.

— Да, в Афганистане, а что?

— Есть отметка о группе крови, — ответил врач, продолжая слушать сердце. — Пульс немного лучше. Но это временно. Необходимо вливание крови, а ее у нас нет. Придется ехать в Ахангаран или Ташкент.

— Я не умею водить машину, — сказал Аббас, чувствуя как холодеет в груди.

Врач пожал плечами. Аббаса вдруг осенило:

— Возьмите кровь у меня, доктор!

— Нужно знать группу, а такой аппаратуры у нас тоже нет.

— Не надо никакой аппаратуры. У меня первая группа. Можете не сомневаться, я был донором.

— Это выход! Только… — врач запнулся и снова нахмурил брови, — учтите, крови потребуется не меньше литра. Так что решайте сами.

— А чего тут решать? — Аббас сбросил пиджак и, отстегнув запонку, стал закатывать рукав. — Где мне лечь?..

Наима сидела на стуле возле двери, одинокая, никому не нужная. Происходящее казалось ей кошмарным бесконечным сном, в котором она была лишь беспомощным, ни во что не вмешивающимся зрителем. Эта никчемность угнетала, рождала ощущение собственной неполноцен-пости. К ней не обращались, ее ни о чем не спрашивали, ее просто не замечали. Будто сквозь туман она видела, как Аббаса уложили на кушетку ввели ему иглу в артерию, как алая пенящаяся кровь, его кровь, наполняла шприц, и как эту кровь вливали затем Шавкату. Процедура повторялась снова и снова, и ей хотелось вскочить и крикнуть: "Довольно! Что вы делаете? Вы же его погубите!" Но какая-то страшная тяжесть приковала ее к стулу, не давала пошевелиться.