— А убийством Знёрра и инцидентом с Шаобом пусть занимается Файеделем — раз уж ему поручили это дело.
— Думаешь, его упущение? — говорит Ямтлэи, и инспектору кажется, что он улавливает в интонации напарника обиду на упрёк в адрес товарища по актёрскому сообществу.
— Не знаю, — неприязненно ответил инспектор, демонстративно и с выражением полного безразличия отворачиваясь от напарника.
Он даже зевает, дабы подчеркнуть свою непричастность к обсуждаемой проблеме, а Ямтлэи, почувствовав, что разговор перешёл в неконструктивное русло, и он в этом некоторым образом повинен, принялся рассеянно перебирать лежащие на столе листы.
В какой-то мере подстраиваясь под инспектора, Ямтлэи вторит его настроению и тоже вслух зевает. Даже самому себе бы он в этом не признался, но ищет, что бы такое сказать инспектору — нужно что-то бодрое, мотивирующее к дальнейшим действиям. А может быть, даже польстить напарнику, но с этим следует быть осторожным — инспектор невероятно чуток к лживой угодливости и фальшивым похвалам.
Нужно чем-то помочь, посодействовать инспектору, в конец концов — дело-то общее, а Ямтлэи до сих пор и практически постоянно вёл себя пассивно. Будто повинуясь некоему внутреннему позыву или опираясь на какое-то сверхъестественное знание, Ямтлэи перебирает фольгу, лежащую перед ним на столе, смотря в неё, впрочем, отсутствующим взглядом. Пытаясь выловить сведения, о которых не имеет ещё ни малейшего понятия, узнать информацию по неизвестной ему теме, Ямтлэи скользит туманным взором по гладким листам, и на этот раз ему невероятно везёт.
Он вдруг замирает, придирчиво перечитывая строку, что показалась ему в чём-то подозрительной. Что в ней не так, Ямтлэи понимает далеко не сразу, да и сам факт, вероятно, нельзя отнести к экстраординарным. Однако он возвращается к сухому тексту протокола снова и снова, всё внимательнее и вдумчивее вчитывается, пытаясь понять, что привлекло его внимание.
Наконец, Ямтлэи стряхивает с себя оцепенение, даже вздрагивает, словно бы от озноба, и, повинуясь рефлекторной реакции на мнимый холод, протяжно зевает. Но тут же вновь вздрагивает и тихо, настороженно произносит:
— Фафе, слушай…
Инспектор обращает взор к напарнику — поначалу безразличный, однако увидев озадаченное лицо, с интересом переспрашивает:
— Что такое?
— Может, это, конечно, и неважно, но парень, который выловил Полумесяц из Хейиси, служит в скамеечной ГВЗ…
— Хм… — недоумевает инспектор. — Парень, который выловил Полумесяц? Ну и что? Это же был случайный прохожий, разве нет?
— Случайный, — кивает Ямтлэи. — Но он служит в скамеечной на Урхающе… А вот его описание из протокола…
Инспектор, кажется, понял, к чему клонит Ямтлэи. Решительно встаёт и, приблизившись к столу напарника, заглядывает тому через плечо.
— Рост: выше среднего, близкий к высокому… — читает инспектор в протоколе. — Волосы: чёрные… короткая стрижка…
— А зовут его Тине Авикиом, — указывает в соответствующую графу Ямтлэи. — Не тот ли это скамеечник, что окатил тебя кипятком? — Ямтлэи задирает голову и смотрит в глаза инспектору.
— Мне он сразу показался подозрительным… — задумчиво проговорил тот. — Будто совался к нам… Постоянно тёрся рядом…
— Совпадение?
— Не думаю…
— Может быть, он что-то пытался сказать нам? — спросил Ямтлэи, но инспектор ему ничего не ответил.
43. Ретроспектива: дешифровка
А код попался и в самом деле непростой. Такой и за год не разгадать. Витиеватый, хитроумный код, созданный чуждой логикой обитателей мира у далёкой звезды.
Омжлусо Дюрт из месяца в месяц наблюдал, как Хабартш бьётся над проблемой, кажется — безрезультатно, и ничем ему не мог помочь, даже если бы имел на то способности или хотя бы желание.
Хабартш перебирал варианты чередований символов — все возможные, как говорил он, но на самом деле, конечно же, бесконечные в своих разновидностях. Однако добиться вразумительного смысла не мог — возьми хоть ту, хоть другую последовательность.
Временами, правда, ему удавалось прочесть отдельные группы, которые он считал словами, однако содержание прочитанного заставляло сомневаться в рациональности послания. А использование предложенной кодировки к другой части текста и вовсе не представлялось возможным.
Хабартш отчаянно сражался с проблемой, бросался с головой и всеми имевшимися у него средствами, отчаивался, впрочем, внешне почти не проявляя своих эмоций. Уходил домой, а наутро вновь возвращался к решению головоломки.
Омжлусо Дюрт неоднократно предлагал обратиться к сторонним специалистам, но это шло вразрез с правилами принципиального Хабартша. Да и найти компетентных экспертов им вряд ли удалось бы: на всём Таугане никто никогда не сталкивался с подобной задачей. Не говоря уже о реакции коллег, если бы они узнали, над чем сейчас работают звездочёты из Карамюсты. Конечно, огласки избежать не удалось бы, и такой оборот точно помешал бы, а положительных результатов ждать и вовсе не приходилось.
Поэтому Хабартш в одиночку сражался с проблемой, изо дня в день, из семидневки в другую, из месяца в месяц — стойко и отважно.