Восхождение на Макалу

Теперь уже 480 метров синих веревок указывают дорогу к вершине. Прямо по острию ребра, имеющего здесь несколько меньший уклон, потом траверс вправо и дальше через нависающие карнизы, на которых лежит примерзший снег.

Альпинисты без устали работают среди камня и льда, касаясь руками в пуховых рукавицах гранита, на котором нет ни малейших признаков жизни. Если на высоте 6000 метров можно найти разновидность лишайника, приросшего к поверхности камня так крепко, что его нельзя оторвать, разве что отколупнуть скальным молотком вместе с куском горной породы, семитысячные высоты — это безжизненная страна, стерильная, оживляемая только человеческой мечтой.

Чередование мороза и метели, когда в промежутках проглядывает солнце, и сне́га, кружащегося во всех уголках, на всех участках юго-западного ребра так закономерно, что не остается ничего иного, как принять неизбежную реальность, сжиться с нею. И хотя такое сосуществование является антисимбиозом человека и стихий, не в нашей власти положить ему конец. Мы можем только защищаться от атак стихии, отыскивая ее слабые места: затишье среди порывов ветра и изредка проглядывающее солнце. А если усталость берет верх над мечтой, которая заставляет человека искать под слоем снега место, где можно ухватиться руками, щель, куда можно забить крюк, то лучше спуститься в лагерь, на два лагеря ниже, где ветер не так сильно рвет полотно палатки, где можно спать, где есть товарищи-альпинисты, где шерпы варят горячий чай.

Карел получает приказ спуститься вниз в лагерь 1, потому что он плохо себя чувствует. Шерпа Зеепа, у которого трудности с техникой лазания по скалам, уходит вместе с ним.

В лагере 2 мы прописываем Людо и Милану пенициллин, а Чеслав тоже спускается в лагерь 1 с начинающейся ангиной. Выбившийся из сил Зденек возвращается из лагеря 4 в лагерь 3. Гонза спускается из лагеря 4 вместе с Мишо, у которого тяжелая ангина. Он едва сипит, слизистая оболочка его горла будто налакирована яркой блестящей краснотой.

В это время в лагере 2 оператор Мило проводит тщательнейшую инвентаризацию запасов и снаряжения, обслуживает рацию и, невзирая на погоду, снимает фильм, ругаясь и кляня все на свете, потому что пленка рвется в застывших кассетах и механизме камеры. Но Мило, обладающий фигурой индийского аскета, проявляет буквально железную волю и способность долго находиться на больших высотах.

А люди, разворачивающие в темном кинозале молочную карамельку, чтобы, заплатив пустяки, увеличить удовольствие, примитивное и совершенно пассивное удовольствие от лицезрения светящегося прямоугольника, на котором что-то происходит только ради них (ведь они заплатили за билеты), как они примут фильм о горах? Ощутят ли зрители, что́ такое ночь без сна, затрудненное дыхание и головные боли, сердце, бьющееся где-то в горле, и такая слабость, что ноги не держат; или же они воспримут фильм как обычное развлечение, в котором преобладает вкус сладкой конфеты, тающей на языке и приятно раздражающей вкусовые рецепторы языка и мягкого неба?

Кажется, подобные рассуждения совершенно не занимают Мило. Он снимает фильм, педантически ведет хозяйство лагеря 2, а позже — лагеря 3, варит чай и суп тем, кто уходит наверх, и тем, кто приходит, чтобы отдохнуть в лагере, переночевать, а утром следующего дня снова лезть вверх. Мило с ледорубом и камерой взбирается по острию «Ножа», поднимаясь выше лагеря 3, и на сложных участках снимает, как альпинисты карабкаются вверх. Закрепив карабин на крюке, он меняет кассету с пленкой и ругается, потому что от холода пленка рвется.

В базовом лагере шерпские женщины зажигают жертвенные костры.

Каждое утро, когда мужчины уходят с грузом продуктов и кислорода в лагерь 1 и выше, на плоском камне над кухней женщины запаливают можжевеловый хворост, чтобы бросить в пламя горсть ароматных смолистых семян и засушенных почек карликовых рододендронов, собранных во время походов за дровами. Они просят хорошей погоды, удачи и благополучного возвращения мужчин, которые уходят. Нима Янг Дзи и Тхома Чиринг поправляют сирдару Ангу Тембе и Карме Тхеле ремешки на лбу и дают им какие-то мелочи на счастье: красную ленточку, и полоску рисовой бумаги с надписью по-тибетски, и кружку чая перед далекой опасной дорогой. И горсть риса, которую Анг Темба, произнося невнятные слова молитвы, бросает в направлении к Макалу.

А синеватый дым, благоухающий смолой и эфирными маслами, поднимается над молитвенными флажками, поднимается над крышами палаток вверх к сияющей синеве, в которой постоянно, упрямо и безучастно вздымается к небу гора.

Утро 5 мая напоминает мартовские рассветы на далекой родине. Оно закутано в необычное покрывало из туч и тумана, сквозь которые в вышине просвечивают солнце и синее небо, утро дышит влагой и теплом, чирикают птицы.