Восхождение на Макалу

— Все-таки жить лучше, сэр. Но когда приходит смерть, не нужно очень печалиться. Потому что смерть и рождение составляют одну бесконечную жизнь. И мы горюем об умершем только из-за самих себя, а не из-за того, кому уже все равно.

Анг Намиал потушил сигарету способом, которому научился у европейцев. Так же гасил сигареты Ладислав Водганел, по прозвищу Фифан, когда мы с ним взбирались на песчаниковую башню Подмокельская. Он тушил сигарету о скалу, и окурок оставался в углублении, выщербленном к камне солнцем и морозом. Фифан был отличным альпинистом и человеком. Взбираться вместе с ним на скалу — одно удовольствие. Он лез вверх так осторожно и уверенно, что, подстраховывая товарища, еще успевал курить сигарету и что-нибудь рассказывать. Идущему вместе с ним менее умелому альпинисту восхождение казалось простым и прекрасным. И даже табачный дым он воспринимал с некоторым удовольствием, хотя совершенно не выносил прокуренного воздуха на бесконечных собраниях.

— Иди вниз, ты себя плохо чувствуешь, — сказал Мишо своим хриплым голосом.

И я послушался.

Когда мы с Зеепой снова отдыхали под первым взлетом, нас догнали оба шерпы страхующей группы: Чхумби и Пемба Дордже. Мишо с Ангом Намиалом дошли до лагеря 1 и сообщили по рации, что мы возвращаемся.

На боковой морене Барунского ледника мы встречаем поднимающихся вверх Мило и Карела, которым я рекомендовал, чтобы они еще один день отдохнули в базовом лагере. За ними геолог Ян несет горячий чай. Навстречу нам идут оператор Петр и зоолог Милан, доктор Шимунич. Ушастая Торпеда и другие шерпы несут груз в лагерь 1.

Ночь на 23 мая была для всех обитателей базового и промежуточных лагерей на чехословацком ребре очень тяжелой. В командирской палатке, которую все называли «Градчаны», потому что она была поставлена на возвышении, где вначале не так чувствовался неприятный запах оттаивающей земли и отбросов, жили двое: Иван и я. В головах у нас стоял деревянный ящик от продуктов, служивший полочкой и ночным столиком, вдоль стен располагалась экспедиционная касса, а на ней были разложены фотоаппараты, магнитофон, батареи, рация, пуховые домашние туфли.

В эту ночь в лагере 5 у Яна два раза были приступы удушья. Он срывал с себя пуховую куртку и разорвал молнию спального мешка. Мы прописываем необходимые лекарства, и состояние больного улучшается. Людо чувствует себя в лагере 5 очень плохо, обостряется бронхит. Йожо и Иван Фиала выдержат там день, два, в лучшем случае три...

В лагере 5 подходят к концу запасы кислорода, сахара, чая, бутана.

Около часа ночи Иван просыпается от колющей боли в левой половине грудной клетки. При выстукивании выше диафрагмы под лопаткой я определяю укорочение звука, а при прослушивании отмечаю специфический шум трения, как будто два куска задубевшей кожи задевают один о другой или же мнут листы бумаги. Звук похож на скрип шагов по снегу в сильный мороз.

Резкая боль при каждом вдохе и выдохе не дает Ивану спать. Его трясет лихорадка.

Утром специфический шум трения несколько слабеет, непрослушивающаяся зона расширяется вверх. Легко распознать особенности дыхания, характерные для воспаления легких.

Мы провожаем Ивана в палатку, и выздоравливающий после пневмонии Милан ухаживает за своим товарищем с трогательным усердием. В базовом лагере уже не хватает редукторов, и Милан сооружает простейшее приспособление, с помощью которого Иван может дышать кислородом.

Болезнь, серьезная, тяжелая болезнь, настигает человека в тот момент, когда он нужен остальным, когда он должен помогать своим товарищам. Иван упал духом, и нам его страшно жаль.

В то время когда я обследую Ивана, из лагеря 5 сообщают, что Ян задыхается. Он бредит; в моче, отходящей почти самопроизвольно, появляется примесь крови. Приходя в сознание, раненый произносит математические уравнения, которые никому не понятны. Которые никто не решит.

В лагере 5 подходят к концу скудные запасы продуктов, сахара и чая, горит последний бутановый баллончик. Из последнего желтого баллона почти беззвучно улетучивается газ без цвета, без вкуса, без запаха. Кислород. Им дышит только раненый. Йожо седьмой день на высоте почти восемь тысяч метров.

— Мы выдержим еще два-три дня, но потом вы должны сменить нас. Обязательно!

— Сменим, Йожо. Ведь альпинисты поднимаются вверх с баллонами кислорода и бутана.

В этот момент я казался самому себе главной сестрой больницы, где занемогли все медсестры, но она должна во что бы то ни стало обеспечить уход за больными. Хотя бы минимальный. В палатке, которую на субстратосферной высоте сметает вихрь, в палатке, в которой влага дыхания конденсируется на стенах и потолке и покрывает их инеем, в палатке, в которой моча и влага, проникающая через покрытие пола, замерзают и матрасы и спальные мешки превращаются в одно целое, должен сохраняться порядок и должна оказываться медицинская помощь.