скорбел и ни разу не заливался радостным смехом.
С тех пор минуло несколько лет. Элизио основал марксистский
кружок, собрав вокруг себя соратников по борьбе с буржуазией. Их звали Андрес Колон, Педро Колон, Хуан Теодорес, Сантьяго
Теодорес, Фелипе Пескадор, Бартоломе Галилей, Матео Либертад, Томас
Меллизо, Сантьяго Либертад, Марко Сантьяго (двоюродный брат
Матео), Симеон Эскуела и Марко Баррио.
Однажды они договорились встретится в доме у Элизио.
— Мама, — обратился Торрес к матери. — Завтра к нам придут мои
товарищи.
— Какие товарищи? — спросила Мерседес, посмотрев в глаза сыну.
За прошедшее время Элизио стал выше ростом и шире в плечах.
От недоедания он был всё ещё худым, однако значительно отличался от
того щуплого юноши, которым был несколько лет назад.
— Мои соратники в борьбе за народное дело! — ответил он гордо.
— Я не совсем понимаю тебя.
— Мама, всё, что по праву должно принадлежать простым людям,
нашему чилийскому народу, принадлежит латифундистам,
фабрикантам! Почему люди, такие, как мы с тобой, голодают, болеют,
выживают как только могут? Много таких умерло из-за этой
несправедливости! Довольно с нас! Это аневризма, с которой надо
бороться! Аневризма под названием «капитализм!» Она мучает бедных
людей! Пьёт нашу кровь, они пьют кровь нашу… Не просто так мы в мир
приходим, но для того, чтобы бороться, а если нужно, то и с оружием в
руках!
— Господи! Элизио! Ты собираешься поднять восстание?! —
вздрогнув, спросила мать.
— Рано или поздно мы должны будем это сделать! Революционное
насилие необходимо, ибо тирания — это град, обрушившийся на
взошедший посев, а погубленная пшеница плевелом не станет! Блажен, кто проливает кровь за правое дело!
— Элизио… Просто скажи мне, что мне нечего бояться!.. Что тебе
ничего не угрожает!
— У меня всё под контролем, — ответил сын и взял мать за руку. В
его глазах блеснул огонь, он улыбнулся, обнажив ряд белых зубов. — Что
же нам терять? Свои оковы?
— Друг друга… Не хочу разлуки… Сын мой… — ответила мать и
взяла сына за плечи.
— Я знаю, что, быть может, когда-нибудь погибну за народное
счастье, но пока я буду дерзать! Дерзать, пока меня не остановит
выстрел…
— Выстрел!.. Я ж за тебя!..
— Не бойся, мама… Мне еще о смерти рано думать…
Мерседес чувствовала, как кровь течет по её жилам и сердце
стучит.
На следующий день Элизио встал рано утром и вышел из дома. В
это время Мерседес проснулась. потёрла глаза и оглянулась по
сторонам.
— Ушёл, — подумала она. — Куда ушёл?
На протяжении долгих лет Мерседес замечала, как менялся её
сын. В разговорах он всё больше и больше упоминал незнакомые для
неё слова. Однажды она даже увидела, как он прячет в тумбочке какие-
то книги. На вопрос, что это за книги, Элизио ответил, что это
художественная литература, дабы не беспокоить её. Отчасти это было
правдой. Помимо сочинений Маркса и Энгельса, там лежал сборник
стихотворений Неруды, а также сонеты Петрарки и «Отверженные» Гюго в переводе на испанский язык. Элизио менялся книгами с
товарищами. Так том стихов Неруды и «Отверженные» сменились
«Старухой Изергиль», «Матерью» и «На дне» Горького, в ящике
появлялись и исчезали стихи Лорки и Эрнандеса, книги Шолохова и
Сервантеса.
Через некоторое время Элизио вернулся домой, держа в руках
какую-то маленькую картину в рамочке.
— Доброе утро, мама! — сказал он, закрывая со скрипом
деревянную дверь.
— Элизио! — ответила она. — Где ты был так рано?
— Мне нужно было встретиться с одним человеком. Он обещал, что
принесет картину, — ответил сын и показал эту картину матери. На
заднем плане были изображены испуганные и удивлённые люди
посреди леса и болота, а на переднем плане — человек, ведущий их за
собой. От сердца, которое он держал в руке, исходили ослепительные
лучи света, по его коже текла кровь, но он смотрел вперёд и будто бы
звал людей за собой.
— А кто это? — спросила мать у сына.
— Это Данко, мама, — ответил Торрес, доставая тетрадь из ящика.
— Персонаж повести Горького. Был народ, и был он завоёван врагами, и,
чтобы не попасть в рабство, многие из людей скрылись в пещере в
густом и сыром лесу. Скоро жизнь их стала подобно аду, такой
невыносимой, что они уже были готовы предпочесть рабство такой
жизни, но вызвался вести их за собой человек по имени Данко. Шли они
через болота, гибли, но лес всё не кончался, и вот они сказали, — Торрес
достал книгу и нашёл нужную страницу. — «Ты умрёшь! Ты умрёшь! —
ревели они. А лес все гудел и гудел, вторя их крикам, и молнии
разрывали тьму в клочья. Данко смотрел на тех, ради которых он понёс труд, и видел, что они — как звери. Много людей стояло вокруг
него, но не было на лицах их благородства, и нельзя было ему ждать
пощады от них. Тогда и в его сердце вскипело негодование, но от
жалости к людям оно погасло. Он любил людей и думал, что, может
быть, без него они погибнут».
Мерседес внимательно слушала, затаив дыхание, а Элизио
продолжал читать: «И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти
их, вывести на лёгкий путь, и тогда в его очах засверкали лучи того
могучего огня… А они, увидав это, подумали, что он рассвирепел, отчего