Восхождение царицы

Последовавший за этим пир, как говорили, не оправдал ожиданий Цезаря (или же людских ожиданий?), в связи с чем триумфатор распорядился задать второй несколько дней спустя.

Но еще больше он оскорбил общественное мнение тем, что позволил отпраздновать собственные триумфы двум весьма заурядным военачальникам – Педию и Фабию. Именно из-за их неспособности совладать с противником Цезарю и пришлось самому отправиться в Испанию.

В то же самое время он вдруг ушел с поста консула и назначил Фабия вместе со вторым человеком исправлять эту должность в течение трех месяцев, оставшихся до конца года.

– О чем ты вообще думаешь? – спросила я его однажды вечером, когда он, урвав редкий свободный момент, заглянул на виллу.

– Меня без конца обвиняют в том, что я тиран, – ответил он. – Разве тираны отказываются от высоких постов?

– А почему ты злишься? – спросила я. – Разве ты гневался на Гнея Помпея или Верцингеторикса? Гнев помешал бы тебе победить их.

– Ну вот, теперь и ты даешь мне советы. Вспомни, что весь твой военный опыт сводится к безысходному противостоянию между твоими силами и войском твоего брата, а опыт самостоятельного правления – к тому, что ты лишилась трона и вынуждена была бежать.

Он почти выплюнул эти слова, но я на провокацию не поддалась.

– Не спорю. Однако нужно принять во внимание, что тогда мне было двадцать лет. Я мало разбиралась и в вопросах правления, и в боевых действиях. Но тебе, самому опытному солдату в мире, стоит вести себя дальновиднее.

– Да, ты была невежественна, зато теперь всеведуща. Сколько тебе лет теперь?

– Двадцать четыре, ты прекрасно знаешь, – сказала я. – И мое преимущество в том, что я лишь сторонний наблюдатель, а со стороны заметно много того, чего сами участники схватки углядеть не могут. Я вижу перед собой человека, злобно рассыпающего удары во всех направлениях, будто на него нападала стая волков. Так ли это необходимо? Обязательно заканчивать каждую свою политическую декларацию словами: «Так будет, если, конечно, мне позволит Аквила»? Что за мелочность! Словно деревенские бабы у колодца злословят о соперницах. Это недостойно тебя.

Он покачал головой и опустился на стул.

– Пожалуй, тут ты права. Это и вправду мелко… Но они выводят меня из себя. – Он нахмурился.

Я рассмеялась.

– Выводят из себя? Тебя, который питался кореньями и спал на снегу, испытывая немыслимые трудности! Сколько миль в день ты преодолевал той зимой по пути в Испанию?

– Более пятидесяти, – ответил Цезарь, и на лице его появилась мальчишеская улыбка. – А чтобы не терять попусту ни минуты, на ходу сочинил поэму. Называется «Путешествие».

– Ну вот, а почитать мне не дал, – укорила его я. – Почему же ты позволяешь политическим карликам вывести тебя из равновесия? Это не удалось даже ополчившимся против тебя силам природы.

– Люди доводят до бешенства куда успешнее, чем холод, голод, жажда или жара.

Я опустилась рядом с ним на колени – да, опустилась на колени! – и заглянула ему прямо в глаза.

– Ты зашел слишком далеко и сделал слишком много, чтобы потерпеть неудачу из-за обычной человеческой слабости. Избавься от этой слабости! Не дай ей взять над тобой верх! Или ты победишь ее, или она одолеет тебя и сведет на нет все твои достижения.

Прислушается ли он ко мне?..

– Но разве я не человек? – воскликнул Цезарь, и голос его был исполнен страдания. – Как могу я приказать себе стать камнем? Все происходящее буквально рвет меня на части, раздирает сердце и душу!

– Залечи раны и успокойся, – сказала я. – Да, твой дух ранен, и его нужно исцелить, как любой порез на теле. Если ты этого не сделаешь, он загноится, и зараза начнет распространяться. Пока не поздно.

Не знаю, прислушался ли Цезарь к моему совету, но на несколько дней он исчез. Толки и пересуды в городе не стихали. Для мирного города, которому не угрожали враги, Рим был на удивление беспокойным и возбужденным.

Я удивилась, когда ближе к концу месяца на вилле объявился Октавиан. Я встретила его в примыкавшей к атриуму комнате с темно-красными стенами, расписанными мифологическими сценами – чтобы компенсировать наличие лишь одного окна.

Он выглядел старше и выше ростом. (Не заказал ли он себе новые сандалии?) По-прежнему красивый, он уже не казался таким изнеженным. Его тело стало гораздо крепче, и это не могла скрыть даже тога. Испанская кампания сделала его мужчиной, хотя он и не принимал участия в настоящих боевых действиях. Хватило и того, что он добрался до театра военных действий.

– Ты очень возмужал, – сказала я. – Должно быть, поездка пошла тебе на пользу.

Как ни странно, появление молодого человека пробудило во мне теплые чувства. В конце концов, его верность Цезарю не подвергалась сомнению, а это дорогого стоило.

– Я пришел, чтобы попрощаться с тобой, – сообщил он. – Мой дядя договорился о том, чтобы мы с Агриппой отправились через Адриатику в Аполлонию для совершенствования в риторике и военном деле.

– Уверена, что Цезарю трудно с тобой расстаться, – ответила я, не кривя душой.

– Мы присоединимся к нему в его следующем походе, когда от нас будет больше пользы, – сказал Октавиан.