Долгое время все молча стояли на коленях, а потом женщины, бия себя в грудь, принялись громко стенать и причитать. В ходе ритуала, именуемого «плачем Исиды», они изливали перед тобой свои несчастья и невзгоды – жаловались на дурных мужей, неблагодарных сыновей, бунтующих дочерей, на боль в коленях, на печи, не пропекавшие хлеб, на мышей, опустошающих кладовые. На страшные горести и досадные мелочи, в надежде, что ты поможешь всем и во всем. Одна за другой они подползали вперед и оставляли свои приношения у твоих ног: хлеб, кувшины с медом, цветочные гирлянды. Я последовала их примеру и поднесла молоко.
– Я есть все, что было, есть и будет, – произнесла нараспев жрица, говорившая за тебя.
Слова эти казались обращенными к самому моему сердцу, и я мечтательно устремила свой взор на твой божественный лик. Ты выглядела моложе, чем я, но я знала: ты вынесла все, что только может выпасть на долю женщины. Ты проделала путешествие, которое я только начала, ибо ты была и женой, и матерью, и вдовой.
– Я та, кого именуют богом среди женщин, – продолжил голос. – Я преодолеваю Судьбу. Я та, у кого не счесть имен.
Лик твой обрел в моих глазах невыразимую красоту, и я благоговела перед тобой.
Я оставалась у твоего алтаря долгое время, прося помощи и в предстоящем испытании родами, и в нелегком деле управления Египтом. Мало-помалу остальные молящиеся разошлись. К тому времени, когда магия твоего присутствия стала ослабевать и я начала возвращаться к обыденности, рядом не осталось почти никого – лишь несколько женщин. Две из них уже направлялись к двери, причем так медленно, что их можно было принять за калек. При ближайшем рассмотрении оказалось, что одна из них слепа. Она проделывала путь на ощупь, а спутница ей помогала. Потом я заметила, что слепая женщина потирала глаза, будто ожидала, что в них прольется свет.
– Просила ли ты Исиду вернуть тебе зрение, сестра? – спросила я.
Она быстро обернулась ко мне, словно могла меня увидеть. Ее спутницей была юная девушка, скорее всего дочь.
– Да, я просила, – ответила она. – Каждый день я прихожу и прошу. Но туман не рассеивается.
– Я тоже прошу, чтобы Исида, великая и сострадательная Мать, помогла моей матушке, – сказала девушка. – Я не теряю надежды.
– Я не привыкла к слепоте, – проговорила мать, как бы извиняясь. – Может быть, если ты слепой от рождения, тогда… но когда зрячий неожиданно лишается этого дара, он лишается половины мира… Я потеряла и работу. Спору нет, слепцы бывают искусными мастерами, но чтобы развить умения, требуются годы. Я не в состоянии делать то, чем зарабатывают на жизнь многие незрячие. Резьба, гравировка, игра на музыкальных инструментах – это не для меня, как и отведывать блюда с царского стола.
– А чем ты занималась?
– Работала в прядильне.
Как же ей не повезло. Работа с шелком-сырцом, доставлявшимся к нам из Аравии, требовала острого зрения. Мне подумалось, что бедняжка слишком напрягала глаза, потому и ослепла.
– Как это случилось?
– Война! – коротко ответила она. – Схваткам и битвам неизбежно сопутствуют пожары. Кажется, для Александрии они не так уж опасны, ведь здания здесь в основном каменные, однако в домах полно горючих материалов. Когда в нашу ткацкую мастерскую залетел смоляной факел, я попыталась потушить огонь, набросив сверху ковер. Ковер задымился, и этот дым – густой, едкий, маслянистый – попал мне в глаза. А на следующий день свет в них померк.
Война. Эта война была особенно страшной, потому что сражения велись не на поле боя, а на улицах города и в домах людей.
– Я отведу тебя к моему врачу. Может быть, он сумеет помочь. А среди твоих знакомых есть и другие, лишившиеся работы и средств к существованию?
Она отпрянула назад.
– Зачем я пойду к твоему врачу? У меня нет денег, чтобы платить лекарям! Кто ты? – В ее голосе прозвучало возмущение.
Я сдвинула в сторону вуаль.
– Я Клеопатра, твоя царица. Как и ты, я преданно поклоняюсь Исиде. Я помогу ей помочь тебе.
Мать и дочь с перепугу лишились дара речи.
– Разве Исида не защитница женщин? Я ее дочь – стало быть, я тоже твоя защитница. И не только твоя. Мой долг – помочь всем женщинам, пострадавшим в Александрии во время той злосчастной войны. Пойдем со мной во дворец, – сказала я.
Все еще с испуганным видом, они повиновались.
Олимпий осмотрел глаза женщины. Он сказал, что повреждение может оказаться необратимым, но предписал ей омовение дождевой водой, смешанной с настоем листьев какого-то аравийского кустарника. Я сказала, что она с дочерью может пожить во дворце на время лечения, а если зрение не восстановится, я найду для нее новую работу.
– С чего это ты взяла на себя попечение о ней? – спросил Олимпий. – В городе наверняка полным-полно таких же, как она!
– Да. Исида открыла мне глаза на это. Я хотела бы помочь им всем, ведь они пострадали в результате войны, вспыхнувшей из-за меня. Это самое малое, что я могу сделать.
– Ты продолжаешь удивлять меня, – сухо отозвался он.