– Завтра мне непременно нужно побывать в городе и взглянуть на большой храм Исиды. Если, конечно, он еще сохранился.
– Можешь не переживать, храм цел, – сообщил Мардиан. – Лишился одной или двух колонн, но не более того.
– Это хорошо, ибо в час родов мне потребуется помощь богини, – сказала я и тут же почувствовала слабость в ногах и легкое головокружение. Пришлось протянуть руку и опереться о Хармиону.
– А сегодня вечером, – продолжила я слабым голосом, – мне нужно посоветоваться с Олимпием.
Я ждала его в самой удаленной от парадных зал комнате, где все вещи – маленькие мраморные столики, светильники, пуфики – хранили память о Цезаре. Одним предметом он пользовался, о другом однажды что-то сказал, и в каждом из них осталась частица его личности.
Я сидела в одном из немногих кресел со спинкой, положив ноги на скамеечку. Меня одолевали усталость и досада из-за осознания собственной неуклюжести. Странное дело: в присутствии Цезаря я не обращала внимания на эти телесные перемены, хотя, кажется, должна была бы больше беспокоиться о внешности. Но стоило мне остаться одной, как эти заботы тут же дали о себе знать.
Я ждала, что Олимпий станет укорять меня – такой привилегией он обладал как друг детства, как врач и как человек незапятнанной честности. И верно: едва он вошел в комнату, как на его худощавом ястребином лице появилось хмурое выражение.
– Приветствую, – буркнул он и без перехода добавил: – Что, другого света здесь нет? – Олимпий указал на напольный светильник с пятью горящими фитилями.
– Можно зажечь и остальные, – сказала я, благо в помещении имелось еще несколько бронзовых настольных ламп, наполненных маслом. – Я не знаю, что именно тебе нужно видеть.
– Я отлично вижу главное! – Он указал на мой живот. – О дорогая Клеопатра, зачем ты это сделала? Я же научил тебя предохраняться! Дал снадобье и подробно рассказал, как им пользоваться.
– Снадобье твое я взяла с собой, но не могла же я принять его, когда меня завернули в ковер.
– Конечно нет, но ты вполне могла сделать это потом. Ведь не отправилась же ты из ковра прямо к нему в постель.
Он выдержал паузу, ожидая подтверждения своих слов, а когда его не последовало, издал стон. Что свидетельствовало о глубоком потрясении, так как обычно Олимпий прекрасно владел собой.
– Я не жду сочувствия. Ты не одобрял меня с самого начала, – сказала я.
Он фыркнул.
– Даже если так, сразу после… после того, что произошло… ты могла принять надлежащие меры! Ты бы успела! В конце концов, он не Зевс, которому достаточно посетить смертную женщину один раз, чтобы она понесла.
Я не удержалась от смеха.
– Друг мой, хоть я и не рассчитываю на твое одобрение, но должна сообщить тебе: я вполне довольна тем, что случилось. Лучше сказать, я
Олимпий снова хмыкнул.
– Пожалуйста, избавь меня от подробностей. Мне они неприятны.
– Просто он тебе не нравится.
– Да. И никогда не понравится.
– Честный ответ.
– Я рад, что ты оценила. Теперь… что бы ты хотела знать? Сдается мне, тебе не нужны мои советы!
– Ты обучался у лучших врачей Александрии, твои познания безупречны. Можешь ты узнать заранее день родов?
– Нет. Только приблизительно. Точная дата зависит от многих условий.
Он подошел ко мне, мягко положил руку на мой живот и стал осторожно прощупывать его со всех сторон.
– Когда ты в первый раз почувствовала, что он шевелится? Обычно роды происходят примерно сто пятьдесят дней спустя после этого.
Я помнила точно. Это произошло, когда огромный камень, выпущенный из катапульты, перелетел через стену и с жутким звуком угодил в колодец. Тогда я почувствовала толчок в животе и сначала решила, что это от испуга. Но когда толчок повторился несколько часов спустя, уже в тишине, стало ясно, что дело в другом. Это было как раз перед получением известия о появлении Митридата на восточных рубежах страны.
– В конце февраля, – сказала я.
– Значит, он появится в конце квинтилия, в следующем месяце.
– Квинтилий! В том же месяце родился и сам Цезарь! Какое благоприятное предзнаменование!
– Надо думать, великий полководец обрадуется, – пробормотал Олимпий без малейшего энтузиазма.
– Конечно, он будет в восторге, – ответила я без малейшего сомнения. – Выходит, у меня еще примерно тридцать дней? Думаю, времени довольно, чтобы подготовиться как следует. Надеюсь, ты найдешь для меня хороших повитух? Только не невежественных старух с предрассудками, а толковых молодых женщин, знающих свое дело.
– А как насчет женщин из твоей свиты?
– Ну они, конечно, останутся при мне до конца, но тут нужны женщины с опытом, а не девственницы вроде Хармионы и Ирас.
Олимпий выкатил глаза.
– Хармиона – девственница? Ее голос… по сравнению с ним даже голос Елены Троянской показался бы унылым.
Да, ее голос звучал чувственно и соблазнительно.
– Насчет голоса ты прав. Тем не менее она еще невинна.
– Если и так, то ненадолго. Да и едва ли, если служанка следует примеру госпожи.