Восхождение царицы

— Я думаю, нам пора преобразовать нашу державу так, чтобы она перестала быть исключительно римской. Надо, чтобы ее считали своей все живущие в ней народы. — Он помолчал. — Пожалуй, именно здесь суть моих разногласий с римской знатью. Я по рождению принадлежу к этому сословию и знаю, что большинство наших сенаторов продолжает мыслить категориями одного лишь города Рима. Они боятся большого мира, хотя владеют им, а потому делают вид, будто все идет по-прежнему, будто другие страны и народы не имеют к ним отношения. Я преподнес им этот мир в корзине — поставил у их ног, а они в страхе отворачиваются. — Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. — Такова причина их неприязни к тебе. Для них ты иностранка, а все иностранное представляет собой угрозу. — Цезарь вздохнул. — Рим для меня как ребенок. Дитя, которое я люблю и которому хочу помочь, но оно убегает!

— Может быть, они просто растерялись, — сказала я, пытаясь объяснить ситуацию. — Перемены произошли слишком быстро. Ведь менее двадцати лет назад здесь никто и не задумывался о власти над Галлией. Сотни лет Рим оставался городом-государством и вдруг вырос в мировую державу. А виднейший полководец этой державы вступает в любовную связь с иностранной царицей. Тут поневоле голова кругом пойдет. Тебе нужно проявить терпение.

— Я и буду его проявлять. И проявляю!

В его голосе зазвучали нотки раздражения. Это касалось и меня, и его соотечественников. В последнее время настроение Цезаря стало весьма переменчивым.

Неожиданно он сел, насмешливо фыркнул и сказал:

— Этот пол слишком твердый. В римских домах не хватает уютных местечек, где можно как следует расслабиться. У нас только спальни да трапезные, а как насчет комнат для бесед и чтения?

— У нас на Востоке такие помещения есть почти в каждом доме. Пожалуй, я устрою нечто подобное и здесь. А ты познакомишь Рим с очередной иностранной новинкой.

— Ну, с одной новинки скоро предстоит снять завесу тайны, — промолвил Цезарь, вставая и потирая спину. — Пригласи Сосигена. Завтра мы встретимся здесь, и я раскрою тебе мой секрет.

Сосиген, знаменитый астроном и математик из Мусейона, приехал в Рим по настоятельной просьбе Цезаря. Во время триумфов я его почти не видела.

— Потому что он загружен работой, — пояснил Цезарь. — Я завалил его поручениями.

— Пока весь Рим отдыхал и развлекался? — удивилась я, и тут мне неожиданно пришла в голову мысль: — Скажи, твои проекты — огромные храмы, библиотека, театр — они ведь навеяны моим городом? Ты хочешь создать на Тибре новую Александрию?

— Может быть. Я выстрою для тебя мраморный дворец, точную копию дворца в Александрии, так что нам трудно будет определить, где мы находимся. Для нас все станет едино — и Рим, и Александрия. Мы избавимся от ограничений пространства и времени.

Я сдержала свое обещание и превратила одну из комнат виллы в покой отдохновения. В убранстве комнаты прихотливо соединились элементы, присущие различным культурам. У кочевых племен пустыни я позаимствовала идею устилать пол коврами и разложила их во множестве, создав внутри дома многоцветную лужайку. Ковры были шелковые и шерстяные, они ласкали ноги и вызывали желание растянуться на этой лужайке, причем среди ее ярких цветов, в отличие от настоящих, не прятались змеи, скорпионы или кусачие насекомые. На коврах лежали парфянские подушки в узорчатых наволочках, на окнах висели тончайшие шелковые арабские занавески — они окрашивали и приглушали солнечный свет, не препятствуя проникновению свежего ветерка. Маленькие столы резного сандалового дерева из Индии испускали сладкий запах. В сумерках зажигали свечи, вставленные в лампы из разноцветного — разумеется, александрийского — стекла. Мне даже удалось раздобыть у одного богатого купца привезенный с гор снег, и теперь мы имели возможность пить охлажденное вино. Все в этой комнате удовольствий было противоположно суровой простоте, излюбленной ревнителями римских традиций.

Сосиген прибыл несколько раньше условленного срока, и я обрадовалась случаю поговорить с ним. Он происходил из семьи астрономов и математиков, работавших в Мусейоне из поколения в поколение; такие люди немало поспособствовали тому, что Александрия считалась мировым центром научных знаний.

— Итак, твоя работа у Цезаря завершена, — сказала я, заменив вопрос утверждением.

— Завершена, насколько это возможно, — ответил Сосиген с искренней улыбкой.

Я знала этого человека с детства, поскольку в число его обязанностей входило обучение царских детей азам астрономии.

— Оглашать ее результат предстоит Цезарю, — продолжил он. — Боюсь, это задача потруднее моей. А я, прежде чем все устроится, уже отправлюсь домой.

Я почувствовала укол тоски по дому и позавидовала ему. Я скучала по моему городу и моему двору, по Мардиану и Олимпию, Эпафродиту и Ирас, даже по моей ручной обезьянке. Сейчас в Александрии самая прекрасная погода: ясные дни, голубое небо с плывущими в нем облаками. Нил поднимается, и разлив, судя по донесениям, проходит нормально. Ни наводнения, ни засухи опасаться не приходится.