Воскресенья всегда разные

После уроков Тодерицэ зашёл к Янку. Он лежал больной. Надо рассказать, как прошёл день в школе, показать, что задано.

— По арифметике — делимость чисел, по румынскому языку — склонение имён существительных, — говорил Тодерицэ, — а по истории — совсем лёгкий урок: об одном Демосленесе… то есть нет, Денеслемосе… В общем, об ораторе, который был заикой… кричал на берегу моря с камешками во рту… вокруг себя он ставил мечи… Жаль, что на уроке тебя не было. Чудесный урок!

И Тодерицэ ещё долго рассказывал о Демосленесе или Денеслемосе… ораторе с таким трудным именем.

О замечательном ораторе Тодерицэ снова вспомнил в конце недели, когда посмотрел расписание уроков. Быстро выполнив письменные задания по арифметике и румынскому, он сел у окна и стал считать проходившие по улице трамваи.

— Вам ничего не задали? — спросила бабушка.

— А я уже всё сделал, — весело ответил Тодерицэ. — По истории лёгкий урок, и учить нечего. Я его хорошо помню. Рассказать? Давным-давно в Греции жил один заика. Его звали Семиленос. Вдруг поссорился он с одним соседом: сосед этот хотел надеть на него железное ярмо. Чтобы хорошо говорить, он брал камешки в рот и брил голову.

— Почему, чтобы хорошо говорить, надо брить голову? — удивилась бабушка.

— Надо… Так написано в учебнике.

— Ну, раз написано, значит, так и было. Я не жила в то время…

Вечером братишка Рикэ просил Тодерицэ:

— Расскажи сказку. Бабушка сказала, что ты знаешь сказку.

Тодерицэ долго не соглашался, но наконец уступил.

— Жил-был давным-давно человек… Его звали… Доми… Димосене… Он не мог говорить, был немым. Впрочем, не совсем немым… Он только заикался… Много дней он гулял по пляжу, брил себе голову и исколол себя мечами. Потом он начал хорошо говорить…

— А что дальше? — спросил Рикэ.

— Это всё.

— Как — всё? В детском саду рассказывают интересней.

Тодерицэ рассердился:

— Дурачок, что ты понимаешь! Это ведь история… Древняя история.

На следующий день учитель истории вызвал Тодерицэ. Мальчик охотно и уверенно шагнул к доске. Пусть он не раскрывал учебника, но хорошо помнит урок со слов учителя. Он даже рассказывал его бабушке и брату Рикэ.

— Покажи, где находится Македония. Что это за государство? Под каким предлогом македонцы напали на Грецию? Кто возглавил македонскую армию? — сыпались вопросы.

По лицу Тодерицэ лил пот. Рот то открывался, то закрывался, а язык окаменел и не ворочался.

— Может быть, ты расскажешь нам про самого знаменитого оратора Афин?

Глаза Тодерицэ повеселели. Всё вспомнилось сразу, будто молния блеснула в мозгу. Он быстро заговорил, затараторил, как из пулемёта:

— Да… Да… Знаю… Всё знаю. Это был… этот… Денес, Димос… Семеланос… который глотал шпаги. Я помню, с северным соседом… он был заикой… Подождите минутку: его звали Денес… Я знаю… Демо… Демос… Демосфенос!

Вспотевший, раскрасневшийся Тодерицэ старался перекричать смех, поднявшийся в классе. Злой на всех и особенно на себя, он всё ещё говорил, размахивая указкой, и вдруг стал заикаться, заикаться так же, как, наверное, тысячелетия назад заикался Демосфен.

С тех пор все зовут его Демосфеном.

Эуджен Жиану ДЕДУШКИНЫ ЛЕСНИКИ

Тропинка вела нас сквозь лесную чащу. Молодые деревья вокруг упрямо тянулись к солнцу.

— Не будь у меня хороших помощников, не знаю, что бы я делал. Одолели бы меня враги, и тогда конец лесу. Пришлось бы на старости лет повесить ружьё на гвоздь да переселиться в деревню.

— А много у тебя помощников, дедушка?

— Хватает. Да ведь и я их не оставляю. Когда нужно, помогу. Выходит, значит, стоим мы друг за друга.

Так говорил мне дедушка однажды поздней осенью, когда мы не торопясь пробирались через густой молодняк. Было у нас дело: выведать, как лес и всякая в нём живность к зиме готовятся. Деревья, кусты и поляны уже сбросили свой последний осенний убор; зелёные и жёлтые листья почти исчезли, куда ни глянь — везде ржавчина. А какая мёртвая тишина царила кругом! Редко-редко зашуршит, лениво скользя вниз, оторвавшийся с верхушки дуба листок или ещё реже где-то скрипнет дерево, и тогда кажется, будто весь лес содрогается в ужасе перед этим предвестием надвигающейся зимы.

Когда мы вышли на поляну, дедушка остановился и указал мне на старый дуб:

— Погляди, здесь живёт один мой помощник.

— Кто это?

— Белка. Полюбуйся, какой лес она вокруг вырастила.

И в самом деле, на поляне под дубом росли молодые буковые деревья и кусты орешника. А почему? Да потому, что в дубе было дупло, и белка — она ведь по натуре прилежная и предусмотрительная — устроила здесь кладовую на чёрный день, натаскав отовсюду орехи и буковые жёлуди. Только съедала она не всё, кое-что и на землю падало. Вот из этих-то потерянных белкой желудей и орехов теперь вырос маленький лесок.