Воскресенья всегда разные

В это утро он направился на восток, любуясь красотой солнца, возвещавшего о своём восходе стрелами ярких лучей. Однако муравьишка слишком хорошо знал, что, если по дороге он будет просто глазеть по сторонам, это мало что ему даст. Поэтому едва только он наткнулся на сапог охотника, как тут же решил как следует изучить человеческое существо и его повадки. Сказано — сделано, и путешественник отважно взобрался на каблук, усыпанный песчинками, а затем деловито пополз вверх по шву голенища. Он старался как можно быстрее миновать сапог, потому что с ужасом вспомнил когда-то увиденную им картину — точно такой же сапог безжалостно раздавил под своей тяжёлой подмёткой трёх его братьев. «Странно, — подумал муравьишка, — неужели люди заворачивают себе ноги в толстую, твёрдую, как железо, кожу только затем, чтобы причинять зло?» Размышляя об этом, он добрался до нижнего кармана тужурки и остановился в раздумье: залезть внутрь или нет? Из прошлых своих странствий и со слов других бывалых путешественников он знал, что людей никак нельзя судить только по внешнему облику. А бабушка рассказала ему однажды, что она нашла в кармане одного человека целую пригоршню муравьиных яиц, украденных, по-видимому, из муравейника. Бабушка сразу же дала знать о находке, приполз весь муравьиный народ и, воспользовавшись тем, что путник безмятежно спал в траве, в мгновение ока вытащил все муравьиные яйца и унёс их как военную добычу. Вспомнив об этом, путешественник собрался с духом и скользнул в карман. Обшарил один угол, забежал в другой, наткнулся на несколько медных монет, ощупал их и обнюхал, но никак не мог понять, что с ними можно сделать и для чего они вообще нужны, и вылез наружу. Чуть повыше ему попался на пути другой карман. Он влез было туда, но тут же выскочил и побежал дальше. В кармане было полным-полно табака, от которого голова его пошла кругом. «Подумать страшно, какой сорняк собирают люди! — с омерзением отряхнулся муравей. — Да, мне не повезло. Не попалось ничего вкусного». Путешественник пополз дальше и добрался до шеи охотника, а когда тот поднял руку, перебрался ему на плечо, а оттуда на рукав, рядом с ладонью, сжимающей ружейный приклад. Он ещё не успел сообразить, что именно собирается сделать человек, как прямо перед дулом винтовки взлетела перепёлка. Раздался страшный грохот, и облако удушливого, остро пахнущего дыма плотно окутало всё вокруг. Охотник кинулся вперёд, подобрал убитую птицу и положил её в ягдташ. Муравей в ужасе засеменил по рукаву, снова перебрался на куртку и устремился вниз. Чтобы попасть обратно на землю, ему надо было переползти через ягдташ, который висел на бедре охотника. И тут он нашёл маленькую хлебную корочку. Наш путешественник очень торопился, но твёрдо помнил, что еду на дороге оставлять нельзя. «Хоть что-то да раздобыл, и на том спасибо!» — подумал он и принялся отщипывать крошку. Но едва он дотронулся до хлеба, как в ужасе отпрянул — корочка была забрызгана кровью застреленной птицы. «Бр-р-р!.. Так вот что такое человек!..» — содрогнулся муравей и, поспешно перебирая ножками, ринулся по сапогу вниз. Только оказавшись на травинке, он облегчённо вздохнул и радостно умылся в капельке росы.

Эмиль Гырляну ТУК! ТУК! ТУК!

Птицы отлично понимают друг друга. Можете мне не верить, это ваше право, но я говорю правду. Я узнал это от своей сойки. Я научил её говорить по-человечьи, а она открыла мне тайны птичьего языка. Вы, к примеру, слышите, как щебечет ласточка, и думаете, что ей просто пошуметь охота, а на самом деле это она своих птенцов уму-разуму учит: «Не садитесь на самый край гнезда — вывалитесь. Ведите себя тихонько, когда меня нет дома. Тише! Кошка крадётся!..» Или воробей чирикает себе на заборе и чирикает. Вам и горюшка мало, а у него, бедняги, дыхание перехватило от страха: «Коршун! Коршун летит!» Либо, скажем, слушаете вы в лунную ночь соловья, восхищаетесь и даже думаете, что это ради вас он так чудесно поёт, рассыпает пригоршню нежно звенящих жемчужинок. И вам невдомёк, что он просто зовёт свою подругу.

Благодаря своей сойке я на днях смог подслушать разговор между малиновкой и чечёткой. Сейчас я расскажу вам, о чём они болтали.

Тук! Тук! Тук! — раздаётся где-то далеко, в чаще леса.

— Это дятел, — прощебетала малиновка.

— И впрямь дятел, — согласилась чечётка. — Не понимаю только, чего это он всё стучит да стучит?

— Белку ищет, — пояснила малиновка.

— Какую белку?

— Вот потому-то я вас, чечёток, и не уважаю, что вы ничего на свете не знаете! Даже такую простую историю. Ну, так и быть, расскажу.

(Здесь я должен признаться, что не полностью разобрал то, что щебетала малиновка, но запомнил все её трели и рулады. А дома я повторил их в точности сойке, и она мне их растолковала. Так что теперь, со слов малиновки, я могу вам подробно поведать всю историю дятла.)