Воскресенья всегда разные

Гогу бежал следом и требовал свои очки обратно. А тот, кому он их дал, обычно умолял оставить их ему «ну хотя бы до того сливового» или «до того орехового дерева». Поломавшись, Гогу разрешал. Добежав до дерева, мальчишка, как правило, просил позволения ещё покружиться на месте и принимался вертеться волчком, поддерживая пальцами очки, чтобы не упали. Он кружился всё быстрее и быстрее. Наконец кукурузные и пшеничные поля, деревья и дома сплетались в сплошной зелёный хоровод и сливались с небом, тоже зелёным, так что казалось, что находишься под огромным листом ореха. Даже воздух как будто становился зелёным и плотным, как шёлк; хотелось притронуться к нему пальцами, и руки невольно тянулись вперёд, чтобы коснуться этого шёлка. Тогда Гогу быстро хватал очки и передавал их другому. А мальчишка, перестав кружиться, сначала стоял, пошатываясь, а затем валился на землю и крепко зажмуривался: ему хотелось ещё хоть ненадолго задержать зелёный цвет под смеженными веками. Только теперь, лёжа на земле, он чувствовал, как больно исколол и занозил ноги, пока бездумно-радостно мчался с очками на глазах. Раньше он не ощущал боли, а теперь ноги щипало и жгло, будто в наказание за недозволенную проделку.

Так всё лето дети каждый день собирались на выгоне только для того, чтобы полюбоваться миром сквозь зелёные стёкла.

Однако едва только Гогу убедился, что на его очки находится много охотников, как он зазнался и заявил, что будет давать их лишь за кусок хлеба с ладонь величиной либо за две пригоршни пшённой каши. Есть он не хотел — у него дома еды было вдоволь, — просто он был очень жадным и ничего не одалживал даром.

С тех пор многие дети, к удивлению родителей, стали вставать из-за стола раньше обычного. Даже не проглотив всю похлёбку, они вскакивали и прокрадывались за дверь, бережно пряча что-то в руке.

Тот день, когда случилась история, которую мы вам сейчас расскажем, с утра был как будто самым обыкновенным и ничем не отличался от других. И всё-таки Додец многому тогда удивился. Сначала тому, что мама позвала его обедать раньше обычного. Кроме того, за столом отец не стал в десятый раз напоминать, как во время войны солдаты ели мелко нарезанные коренья и листву яблонь. Да и мама не повторяла, что от хлеба следует отщипывать только крохотные кусочки. Но пуще всего мальчика поразило то, что он получил краюху хлеба куда больше, чем когда-либо. Додец тут же прикинул, что ему должно хватить с лихвой и чтобы наесться досыта, и чтобы расплатиться с Гогу за очки.

Вся семья сидела на маленьких табуретках вокруг низкого стола, посредине которого стоял горшок с похлёбкой из щавеля. Додец старательно ел, подставляя под ложку хлеб. Все молчали. Наконец отец спросил:

— Скажи, Додец, с каких пор ты не ел что-нибудь вкусное?

Мальчик задумался над странным вопросом:

— Ты сам знаешь…

— Конечно, знаю. Просто я хотел услышать, помнишь ли ты, когда это было. А что бы ты хотел поесть сегодня вечером?

Додец чуть было не сказал: мамалыгу с укропом, но подумал, что отец спрашивает в шутку, и отчётливо выпалил:

— Суп из барашка с петрушкой, утку с капустой, а на третье (он слышал об этом блюде от отца) — пончики с маком.

Отец не обиделся на шутливый ответ сына и задумчиво произнёс:

— А я-то думал, что ты скажешь спасибо и за простую мамалыгу. Но коли так…

Додец ничего не ответил и продолжал бережно отщипывать кусочки от хлеба, чтобы оставить и для Гогу. Отец заметил это и сказал:

— Ешь, сынок, в охотку, не как нищий. Сегодня хлеба хватит.

Мальчик пропустил эти слова мимо ушей и продолжал отковыривать такие же крохотные кусочки.

— Слышишь, что я говорю? — рассердился отец. — Ешь, не стесняясь. — И, повернувшись к жене, он добавил: — Втолкуй ты ему, что сегодня у нас великий день: советские люди прислали нам помощь из России и вечером он опять может есть вдоволь.

— Ешь, сынок, как следует, — стала ласково уговаривать Додеца мать. — Сегодня отец пойдёт за продуктами, которые прислали нам советские люди, и я приготовлю мамалыгу с укропом, как ты любишь.

Додец в недоумении переводил взгляд с одного на другого и машинально проглотил несколько больших кусков хлеба. Но он тут же опомнился и снова принялся отщипывать жалкие крошки. Отец увидел это, отложил в сторону ложку и приказал:

— А ну, дай-ка мне свой хлеб!

Додец подчинился. Отец разломил краюху на несколько больших кусков и протянул ему:

— Сейчас я посмотрю, как ты ешь. Вместе с каждой ложкой похлёбки клади в рот по хорошему куску хлеба. Боюсь я, что ты совсем разучился кушать.

Додец принялся есть, давясь и задыхаясь, не сводя взгляда с отца. Наконец, когда перед ним остались последние два куска хлеба, он отбросил ложку в сторону и с плачем выбежал из комнаты.

После обеда, когда отец ушёл в соседний город за продуктами, мальчик помчался на выгон. Ребята были уже в сборе и почти все принесли плату, которую требовал Гогу. Но когда тот появился и они кинулись к нему навстречу, показывая, что именно принесли, он высокомерно отмахнулся от них: