Воскрешение из мертвых

Вот вроде бы и все.

Ломтев поднял глаза и посмотрел в окно. Туман стоял за окном. Сквозь сероватую клубящуюся мглу неясно проступали очертания деревьев.

Ощущение нереальности, странности всего происходящего охватило Ломтева. «Почему я вдруг здесь, в этой чужой квартире? Зачем? Что со мной? Отчего не дома?..»

То есть разумом он, конечно, понимал, мог объяснить и последовательность событий, и причинную их связь, помнил, что и почему происходило с ним, но словно бы поверх этих реальных представлений, практических доводов и объяснений поднималась и накатывала волна какого-то почти детского изумленного недоумения…

Разве таким он видел себя когда-то? Разве мог допустить, что все его способности и задатки, те силы, которые он некогда чувствовал, та искра божия, которую он ощущал — а ощущал ведь, ощущал! — в себе, все это обернется столь жалким финалом?.. Неужели для того только был он рожден?..

И тут же накинулись на него мысли о Светлане, о доме, о Маше, о работе — немало горьких и унизительных объяснений ждало его впереди…

Дверь открылась, в комнату, ступая почти бесшумно в своих суконных домашних шлепанцах, вошел Устинов. Он мягко, даже вроде бы застенчиво улыбнулся Ломтеву:

— Ну как, Виктор Иванович? Потрудились? Вот и хорошо. Я прочту, и мы тогда потолкуем, как быть с вами дальше. А пока давайте-ка проведем еще один сеанс. Садитесь поудобнее. Сосредоточьтесь. Закройте глаза. Слушайте меня внимательно…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ВЕРЕТЕННИКОВ

Клаву Веретенников встретил случайно возле Дома книги. Узнал он ее сразу, едва только мелькнуло ее лицо в толпе, хотя не так уж мало времени пролетело с тех пор, как разминулись их дороги. Вроде бы и думать о ней забыл, выветрились те золотые, развеселые денечки из его памяти, а вот все-таки метнулся сразу радостно в ее сторону, окликнул. Клава повернулась на его голос, тень словно бы испуга или мгновенной внутренней борьбы скользнула по ее лицу, однако тут же она взяла себя в руки.

— А! Леня! Сколько лет, сколько зим…

Она быстро взглянула на потрепанную папку, которую он сжимал в руке.

— Ты, я вижу, верен себе. Волка ноги кормят?

Да, когда-то он говорил ей именно так. Бегал он тогда по редакциям в поисках случайных заработков: где пытался пристроить свои рассказы, где отвечал на письма, где писал внутренние рецензии. И сейчас бегает точно так же. В этом она права.

— Что делать, — сказал он. — Се ля ви. А ты — как?

Она пожала плечами.

— Нормально.

— Ты тоже верна себе, — сказал Веретенников. — Все так же свежа и прекрасна.

— Не ври, Веретенников, — отозвалась она с грустью. — Не ври.

Что ж, он правда малость приврал. Он уже успел разглядеть, как сильно изменилось ее лицо за те годы, что они не виделись. Горькие, усталые складки появились возле рта, да и все лицо как-то осунулось, поблекло.

— Слушай, — сказал Веретенников. — Если не спешишь, может, зайдем куда, выпьем кофе, а? Молодость вспомним? — Он засмеялся. — Шутки шутками, а мне ведь, Клавочка, шестьдесят годочков уже стукнуло…

— И все не женился? — усмехнулась она. — По бабам все небось бегаешь?

— Грубость, Клавочка, не к лицу изящной женщине. Раньше, помнится, ты так не выражалась.

— Что поделаешь. Жизнь учит.

Они прошли по каналу Грибоедова и свернули к маленькому, незаметному кафе на площади Искусств. Там было людно, запах кофе и коньяка витал над круглыми стойками.

— Клавочка, что тебе взять? — суетясь, спрашивал Веретенников.

— То же, что и себе.

— Значит, кофе и по пирожному. Я ведь теперь непьющий, Клавочка, — добавил Веретенников.

— Да ну?

Это «да ну?» прозвучало как-то вяло, вовсе не так, как рассчитывал Веретенников, отреагировала Клава на его сообщение. Словно чем-то совсем иным были заняты в этот момент ее мысли.

— А мне, пожалуй, возьми все-таки рюмку коньяку, — вдруг сказала она.

Мальчишеские, белесые брови Веретенникова вскинулись в изумлении.

— Ты меня удивляешь, Клава. Это что-то новое.

— Что делать. Закон сохранения энергии. Ты бросаешь, я начинаю.

— А может, все-таки не надо? — сказал он неуверенно. Уж очень не хотелось ему этого. Словно некое тягостное усилие предстояло ему совершить над собой, чтобы взять эту рюмку.

— Ладно, — сказала Клава. — Не нужно — так не нужно. Я пошутила.

Ничего она не шутила, это Веретенников видел точно. Но все равно он был доволен, что маленькая эта заминка разрешилась подобным образом.

— У тебя, что — какие-то сложности? Проблемы? — спрашивал он, вглядываясь в ее лицо, когда они принялись за кофе.

— У кого нет проблем… А так… Я же сказала: все нормально.