Воскрешение из мертвых

До Зои Павловны не раз доходили слухи, будто истоки вражды Снетковского и Устинова, их полной несовместимости крылись где-то в анналах институтской истории, в давних ее глубинах. Говорили, будто некогда Устинов пытался уличить Снетковского в фальсификации результатов проводимых им экспериментов. В те времена, как, впрочем, и теперь, Снетковский экспериментировал на крысах, исследовал роль холинергической системы при введении в организм алкоголя. Вот тогда будто бы и появились на свет некие данные, заинтересовавшие ученых и принесшие известность Снетковскому, а затем, увы, оказавшиеся ошибочными. История эта, впрочем, была темная. Доказать преднамеренность фальсификации вроде бы не удалось, виновником ложной сенсации был объявлен то ли аспирант, то ли ассистент Снетковского — человек, как впоследствии выяснилось, склонный к злоупотреблению алкоголем и даже уличенный в хищении лабораторного спирта. Разумеется, вскоре он был уволен, события, некогда будоражившие институт, отошли в прошлое, постепенно забылись, и только неприязнь между Устиновым и Снетковским так и сохранилась, как застарелая, хроническая болезнь. Вынужденный уход Устинова на пенсию стал теперь как бы косвенным подтверждением правоты Снетковского в их затянувшейся войне. Честно говоря, Зоя Павловна полагала, что именно это обстоятельство сделает Снетковского мягче, терпимее по отношению к своему уже покинувшему поле битвы противнику, но, оказывается, нет, она ошиблась, Кирилл Федорович и теперь продолжал хранить твердость.

И Зое Павловне не оставалось ничего другого, как с неподписанной характеристикой вернуться вновь к Ивану Семеновичу, ученому секретарю института. Стараясь оставаться по возможности нейтральной и не принимать на всякий случай ни одну из сторон, она передала Ивану Семеновичу свой разговор с профессором Снетковским.

— Хм… — произнес Иван Семенович и задумчиво почесал карандашом у себя за ухом. — А ведь ничего не скажешь, он, пожалуй, прав. Если действительно соблюдать настоящую принципиальность. А? Вы как считаете, Зоя Павловна?

Зоя Павловна неопределенно пожала плечами.

— По-моему, они со своей принципиальностью один другого стоят. Что Устинов, что Кирилл Федорович.

Иван Семенович сочно расхохотался.

— Вы так полагаете? А что — верно: крайности сходятся! Однако как же нам теперь быть с этой характеристикой, а? С мнением Кирилла Федоровича мы не можем не считаться, тем более что по существу он, конечно же, прав. Легкомыслие в таком вопросе действительно непростительно. За Устинова и правда нельзя ручаться, один бог знает, что он там может наговорить, а отвечать-то нам: пятно, если что, на институт ляжет. С другой стороны, я уже пообещал вроде Евгению Андреевичу, думал, и верно пустяк, формальность, как-то не придал этому значения. Вот незадача-то! — Он озабоченно помотал головой. — Что делать-то, а, Зоя Павловна?

— А вы впишите ради объективности парочку фраз, что-нибудь вроде: «…в отдельных случаях проявлял политическую незрелость» или там «идейную неразборчивость»…

— Да вы что! — воскликнул Иван Семенович. — С такой характеристикой его и на пушечный выстрел к аудитории не подпустят. Устинов нам не простит такого. Вы, что, его не знаете? Он доказательств, фактов потребует, начнутся опять разбирательства-препирательства, комиссии, проверки, нет уж, с меня хватит. Уж лучше дипломатично как-нибудь под благовидным предлогом ему отказать. Мол, ценим мы вас, Евгений Андреевич, и любим, но не имеем формального права… что-нибудь в таком роде… Пусть Общество, если сочтет нужным, официальный запрос нам пришлет. А там видно будет. С ними мы сумеем договориться…

— Вы стратег, Иван Семенович, — кокетливо сверкнула улыбкой Зоя Павловна.

— Станешь тут стратегом, — Иван Семенович вздохнул горестно. — Вот смотрите, пустяковое вроде бы дело, а сколько времени, энергии, нервов требует. И так постоянно. Как белка в колесе.

— Кто-то же должен, — кротко отозвалась Зоя Павловна. — Кто-то же должен…

* * *

По странному совпадению обстоятельств почти те же самые слова в эту минуту произносил и Кирилл Федорович Снетковский. А собеседником его был не кто иной, как Игорь Сергеевич Щетинин.

С тех пор как Щетинин узнал, что автором письма в горком был профессор Снетковский, он пришел к выводу, что это именно тот человек, который может существенно пополнить его представления об Устинове. Причем как раз теми сведениями, которые сейчас особенно требовались Щетинину. Так он оказался в институте, в лаборатории Снетковского.

— Просто поразительно, у меня такое ощущение, будто нам в институте уже больше нечем заниматься, как только Устиновым! — негодующие нотки звучали в голосе Снетковского, когда он произносил эту тираду, однако при этом он не скрывал своего удовлетворения от прихода Щетинина: значит, сигнал его дошел, услышан и воспринят там, наверху.