— Я забрал ее. Отогнал к управлению, потому что подумал… уже неважно…
— Ты подумал, что я не вернусь.
— Я подумал, что ты не вернешься, — повторил он. — Мы знаем, выгорание — частое явление в убойном отделе. Ты — одна из лучших, кто когда-либо работал в управлении, потому что серьезно относишься к делу. Но ты постоянно перерабатываешь и нарушаешь дисциплину, и да, моя жена убьет меня за такие слова, но тебе не следовало выезжать на Примроуз. Тебе следовало послушать меня.
Эрика закрыла глаза, вспоминая, как они с Бальтазаром сидели на диване ее-любимого-синего-цвета, она бормотала как дура, он обнимал ее даже после всего, что она ему рассказала. Потом она вспомнила, как показала ему шрамы.
— Трэй, ты прав. Мне не стоило туда приезжать. Это было выше моих сил. Просто порой мне кажется, что я должна идти до конца. Иначе я так и буду связана по рукам и ногам тем, что произошло со мной и моей семьей.
Когда она пробежала пальцами по неровной коже у ключицы, Трэй сказал:
— Просто возьми пару отгулов, хорошо? Не волнуйся о делах. Мы с Кипом все раскидаем, будем держать тебя в курсе. А потом я хочу, чтобы ты вернулась… я хочу, чтобы мой напарник вернулся. Ты нужна нам. Ты нужна всем пострадавшим Колдвелла. Порой лучше взять выходной и вернуться в строй, чем выгореть так, что не сможешь выполнять свою работу в принципе. Это реальность, а не слабость.
Эрика сфокусировала взгляд на лобовом стекле «Хонды», не удивляясь тому, что обзор был размытый из-за подступивших к глазам слез. Но она ничего не чувствовала.
Нет… это не совсем правда. Кое-что было, просто глубоко внутри и настолько болезненное, что она отгораживалась от этого чувства.
— Знаешь, — сказала она хрипло, — я всегда делала эту работу ради себя. Чтобы обуздать своих внутренних демонов. Мне никогда не приходило в голову, что….
— Ты помогаешь другим людям? Что твой напарник и весь отдел зависят от тебя? Да брось, Эрика, спустись на землю. Ты же не считаешь, что мы просто в восторге от твоей харизматичной личности?
Она рассмеялась, вытирая слезы под глазами.
— Хорошо, я возьму выходной… но я хочу быть в курсе дел. Ставьте меня в копию во всех письмах, и если возникнут проблемы, сразу звоните.
— Хорошо. Договорились. Пообщаемся позже, напарник.
— Когда Трэй повесил трубку, Эрика убрала телефон от уха и просто уставилась на него. Потом посмотрела в боковое окно. Трэй был прав. Она была близко к реке. Всего в двух кварталах от моста, с которого можно прыгнуть в холодную воду.
Внезапно она словно вернулась в складскую комнату книжного магазина, и Бальтазар приставил кинжал к своему горлу…
Она закрыла глаза руками, хотя этот образ она видела в своей голове.
А потом она увидела розовую спальню на Примроуз, юная рука с розовым лаком на ногтях сжимала рукоять пистолета.
И, наконец, она вспомнила свою первую попытку самоубийства, еще в колледже. Потом были две другие. После третьего промывания желудка она позвонила психиатру. Как бы парень не пытался помочь, все изменили не сеансы с ним… и не антидепрессанты, которые ей прописали и которые она не пила.
В конечном итоге она оставила попытки убить себя, потому что не хотела избежать наказания жизнью. Ее жизнь в страдании казалась платой, которую она заслужила за то, что просто стояла и смотрела, как ее мама просит о помощи.
А она ничего не сделала, просто наблюдала, как ее убивают.
Умереть — очень просто. Сложнее — жить.
Приняв такое решение, Эрика больше никогда не думала о том, чтобы закинуться таблетками и запить все водкой. Просто оставила мысли о самоубийстве. И это странно. Сидя в старой серебряной «Хонде», которую ей предоставили вампиры, в то время как ее любовник скрывается в подвале ее дома от солнечного света, а ее лучший друг и коллега боится, что она спрыгнет с моста… она внезапно ощутила благодарность за то, что осталась жива.
Пусть и жила она только ради страдания.
Глава 42
В кафетерии подземного лечебного центра, Рэйвин шла с подносом по лабиринту из пустых столов и стульев, а Нэйт тем временем поднялся на ноги. Почему-то он казался выше, чем она помнила, хотя возможно дело в том, что они впервые остались наедине. В прошлом всегда был кто-то рядом, в доме Лукаса, в клубе «Одуванчик», здесь, в этом комплексе.
— Я рад, что ты пришла поесть, — сказал Нэйт, отодвигая стул напротив своего места.
— Я только проснулась.
— Я тоже.
Когда она села, он помог ей задвинуть стул, хотя она и сама могла справиться. А потом он сел напротив нее, она принялась чистить апельсин, А Нэйт взял свой недоеденный сэндвич.
Какое-то время они ели в молчании, и эта тишина, казалось, поглощала все. Здесь в самом конце обеденной зоны, с закрытыми двойными дверями, в одиночестве, они были ограждены не только от близкого шума, но и от городского.
— У тебя есть вопросы, — сказала она в конце концов.
— Ну, да.
— Я не удивлена. Нужно многое осознать…
— Я все ждал, когда ты уйдешь, — выпалил Нэйт. А потом накрыл рот рукой так, будто сам удивил себя этим порывом.