Воскресни за 40 дней

Я хотел спрыгнуть. Кануть в водах реки, ибо делать мне в мире живых было нечего. Я стоял у обрыва, вдыхая запахи леса.

Мне было все равно. Сегодня ровно месяц с тех пор, как я ушел из мира людей. Родителей уже никогда не увижу, но оно и к лучшему. Так зачем дожидаться этого несчастного сорокового дня в старом домике? Не лучший выбор для последних часов существования.

Диана. Алексис. Они были там. Они оставили после себя болезненный след, по которому я боялся пройти, а потому меня тянуло подальше от него.

В голове царила пустота. Ушли все мои размышления, нет больше места новым – я старательно отторгал их.

И вдруг чье-то прикосновение. Тонкие пальцы, нежные, женские. Я обернулся.

– Диана? – произнес едва слышно, ибо голос пропал, тело онемело, и нутро трепетало от вида живой девушки.

Она стояла передо мной. Бледная, совсем как снег. Как труп. Губы, их уголочки не содрогнутся, не явят мне улыбки. А глаза печальные. Она хочет оторвать взгляд от меня, но продолжает осматривать, не опуская руку, не приближаясь ни на шаг.

– Ты забыл о моей просьбе, Даан? – Безжизненный голос подобен эху под куполом.

Он сокрушил меня окончательно. Он был жутким, пробирал до дрожи и впивался в душу. Как вампир. Высасывал уверенность в том, была ли эта девушка Дианой.

– П-просьбе? – Я едва нашел силы переспросить.

– Сколько раз за всю жизнь ты думал о себе, а не о других?

– Не помню…

– Не помнишь, потому что это бывало неоднократно? Или потому что этого не было? Скорее, тут второе. Даже сейчас ты думаешь об этом наглом Алексисе! – Она схватила меня за плечи. Даже сквозь куртку я чувствовал впивающиеся ногти. – Даан, он не изменится. Люди никогда не меняются.

Ты зря так поступаешь. Зря вновь не думаешь о себе. Зря ставишь на себе крест. Твоя жизнь дороже его жизни, пойми! Я знаю, ты любишь его, но он такой любви не достоин. Он не достоин тебя даже на один процент!

Так подумай же о себе, Даан! Забудь об Алексисе, как бы больно тебе ни было. У тебя еще есть шанс спастись. Ты знаешь какой, так прими же его!

Я проснулся в холодном поту посреди ночи. Оглядывался по сторонам, не стоит ли кто рядом. Привычка с детства.

Горизонт очертила тонкая розовая полоса. На темном небе поблескивали угасающие звезды.

Это был всего лишь кошмар… Всего лишь? Когда мертвец является во сне, пора идти на кладбище его проведать. Так я и поступил. Накинул на себя первые попавшиеся вещи и выбежал из домика. Клубы пара окутывали мое лицо при каждом выдохе. Меня тут же объял холод, все тело покрылось мурашками.

Я добежал до кладбища. Нашел могилу, и сердце содрогнулось от увиденного.

Белая роза Дианы завяла.

31

Чем больше погружаешься в пороки, тем слаще они становятся. Тем больше ты жаждешь познать запретное, тем больше ты будоражишь, волнуешь, критикуешь, ругаешь себя, а значит – живешь. Рене Декарт считал, что пока сомневаешься, ты существуешь. Без сомнений нет плодов для размышления.

Сегодня Алексис и Мона, а также другие жители города Фризенвейн должны явиться в церковь помянуть Хагрида.

Погода стояла ясная, такая неестественная для дня панихиды. Где серые краски? Где дождь и ветер, что не щадят ни одного существа, скрывают их под своими покровами, погружают в уныние и тоску? Их так не хватало сегодня!

11:55.

Церковь была забита до отказа. Вдалеке я увидел мужчину преклонного возраста в светлом одеянии. Он стоял, сложив перед собою руки, печально оглядывая весь зал. Густые брови скрывали его глаза, а седые волосы на макушке казались белоснежными при свете. Знал бы он, что нечестивый мерзавец, убивший Хагрида, находится перед ним, а жертва его рук на заднем сиденье прячется от глаз Господа.

Алексис уперся лбом в спинку переднего сиденья и уткнулся в телефон. Сидел, не замечая людской гул, не видя черных одежд, не вдыхая запаха роз. А Мона была рядом. Она застыла, как будто во сне, убаюканная человеческим говором. Сидела словно статуя.

Вот пришел Кессинджер. Остановился возле Алексиса, качнул головой в знак приветствия и прошел в передние ряды, где его ждал Байкорт.

Начался процесс. И пусть тело Хагрида уже упокоено рядом с моим, церковный обряд не совершен. Среди слов, каких здесь можно было услышать немало, я различил кое-что: «Говорят, когда нашли тело Хагрида, оно уже воняло трупным запахом, и рядом с ним невозможно было находиться, поэтому его тут же похоронили от греха подальше». И все это было сказано отвратительным заговорщицким тоном! Какие злые люди!

Священник читал молитву. Признаюсь, меня клонило в сон, когда он своим гармоничным голосом четко, но в то же время монотонно произносил каждое слово. Те отталкивались от стен, а к посетителям приходили уже глубокими и звонкими, проникали в их разум и нагоняли дрему.

Я не смел взглянуть на Алексиса. Разве что раз, два… пять. Я сбился со счета. А он меня будто не замечал.

«Нам лучше больше не видеться, Даан. Прости…»