Воскресший гарнизон

– Вы очень точно заметили, господин бригаденфюрер: «обострит его талант», – молвил обер-диверсант рейха, жадно всматриваясь в устье реки, за которым виднелся небольшой, очевидно, давно опустевший хуторок. – Оно, это ожидание неминуемой Голгофы, конечно же, до предела обострит великий дар Отшельника, поскольку так и должно быть. Если верить искусствоведам и психологам, ощущение близкой гибели, чувство обреченности всегда активизируют творческих людей, совершенствуют или, как вы выразились, «обостряют» их талант.

– По-моему, Отшельник уже столько раз «распинал» Христа, что тот отнял у него способность к собственному мученичеству, во имя чего бы то ни было.

– В этом еще надо убедиться. Важно, чтобы сам Отшельник не догадывался, что мы помиловали его, уберегли от зомбирования.

– А как вы прикажете, мой фюрер? – подстраховался фон Риттер, пронаблюдав перед этим, как Штубер постепенно отдаляется от их группы, словно какая-то магическая сила, какой-то неведомый всем остальным дух озера завлекал его, все ближе притягивая к болотистому плавневому мелководью, очень смахивавшему на трясину.

– Коль самого его уже распинали, пусть теперь распинает Иисуса. Всю жизнь распинает… Иисуса. Это и будет для него «наказанием Иисусом». Ну, а если не выдержит… Пусть один из каменных крестов вырубит для себя. Пусть шестой – нет, лучше седьмой, чтобы уж до конца, по-библейски, – крест предназначается для самого Творца.

– Вот оно, мнение фюрера: седьмой крест – для самого творца! – поддержал Имперскую Тень «первый диверсант рейха».

Про себя же добавил: «Но ведь это и есть – повеление истинного фюрера! Или… его прихоть? А что, пусть даже прихоть. При том, что прихоть истинного диктатора всегда должна быть до высочайшей изощренности мудрой, и до высочайшей мудрости изощренной. Седьмой крест «с распятием» – для самого мастера по распятиям! Сам Всевышний до такого не додумался бы!».

Сегодня Зомбарт явно нравился Скорцени. И не только потому, что Имперская Тень превосходно вел свою роль. Здесь приобретали власть совершенно иные критерии, согласно которым талант двойника фюрера следовало оценивать по той степени демоничности, в которую он умудрялся возводить свои решения.

Единственное, о чем пожалел сейчас «самый страшный человек Европы», что в реальности руководить этим жутковатым экспериментом придется ничего не смыслящему в подобных делах фон Риттеру, а не самому великому психологу и экспериментатору Второй мировой Вилли Штуберу, который, в лучшем случае, время от времени станет наведываться сюда.

Впрочем, в этом его, Скорцени, вина. Это он вынужден будет вызвать Штубера в замок Фриденталь и приказать срочно заняться формированием новой группы, которая уже через месяц отправится в Славянию, но на сей раз – не сюда, в Польшу, а в тыл русских. Кальтенбруннер, очевидно, поддавшись натиску кого-то из заместителей Кейтеля, вдруг загорелся идеей создания, то ли в знакомых Штуберу лесах Подолии, то ли в Карпатах, секретной диверсионно-партизанской базы. Наподобие тех, которые еще в начале войны были созданы и до сих пор благополучно существуют в заполярных районах России.

Хотя… он еще не решил, поведет ли группу сам Штубер, или же кто-то из его легионеров.

Ничего не поделаешь, надежных, опытных диверсантов становится все меньше, а ситуация на фронтах все более усложняется.

– И можете не сомневаться, что здесь будет семь распятий, – заверял его тем временем комендант «Регенвурмлагеря». – Семь самых безупречных «распятий», даже если для этого придется распять половину мира. Ибо такова воля Германии.

– «Ибо такова воля Германии!», – задумчиво повторил обер-диверсант рейха. – Прекрасно сказано. Если позволите, эти слова я стану использовать в качестве девиза моих «рыцарей рейха».

– Распятие же самого мастера должно стать неким ритуальным обрядом освящения всех распятых им Иисусов.

– Распятие мастера – в виде ритуала освящения всех распятых им Иисусов? – переспросил обер-диверсант.

– Только так.

– Вам приходилось слышать когда-либо нечто подобное, Родль?

– Никогда. Но можете не сомневаться, что Штубера эта мысль поразит значительно сильнее, нежели нас с вами, – метнул он взгляд на медленно возвращавшегося к ним штурмбанфюрера СД..

– В любом случае совершите вы этот ритуальный обряд «распятия мастера» только после согласования со мной, – вдруг спохватился Скорцени, тоже взглянув в сторону лучшего из своих рейхс-легионеров.

– Вот именно, Риттер, только после разрешения Скорцени, – поспешил одобрить его предосторожность лжефюрер. – Такие люди, как Отшельник, должны представлять для нас особый интерес.

– Даже если они не являются арийцами?

– Независимо от того, какой они расы, национальности и веры.

– Ибо такова воля Германии, – почтенно склонил шлемоподобную голову фон Риттер.

27

Предупредив Скорцени, что намерен позаботиться о представительнице Геринга, Штубер уже через несколько минут был в мастерской Отшельника. Тот стоял у самодельного мольберта и вдохновенно делал какие-то карандашные наброски на прикрепленном к подрамнику листе бумаги.