Восьмая муза

— И то добро. Я уж думал, что вы за прежнее баловство принялись… Слава те господи… Одним духом.

Через час они выезжали.

Первую половину пути Новиков молчал подавленно. Будущее казалось беспросветным…

Коляска мягко катилась но сырой осенней дороге. Филипп мурлыкал песню.

На пригорке, когда завиднелся купол собора в Бронницах, Филипп остановил лошадей. Николай Иванович вылез поразмять ноги.

Чистый, как колодезная вода, воздух омыл лицо. Лес разбегался по холмам вдаль. Низкое холодноватое солнце тихо брело по выцветшему небу.

Навстречу поднимался возок. Из него высунулась знакомая помещица и закричала:

— Николай Иванович, отчего так рано вернулись? Что нового в свете?

— В свете? Не во тьме ли, сударыня?

— Ах, не шутите. Сказывают, что ныне все вист да бостон в моде, и в «Панфила» и в «хрюшки» никто не играет. Правда ли?

— Игра все та же, сударыня. И карту передергивают так же, как во времена нашей молодости.

— Насмешник! Вот я приеду в Авдотьино и научу вас новым играм.

— Боюсь, что отыгрался. Стар.

Помещица погрозила ему пальцем и покатила дальше.

Чувство счастья охватило Николая Ивановича, когда он подъезжал к Авдотьину. Гамалея, первый увидев коляску, засеменил навстречу. Лаяли собаки. У фабрики стоял Герасим и кланялся.

Нечего горевать. Счастлив человек, коли есть у него свой угол и круг любимых лиц.

Он попросил остановить возле Григория, который выкладывал стенку новой каменной избы. Григорий небрежно кивнул Николаю Ивановичу, ни на минуту не отвлекаясь от работы.

Новиков робко стал в стороне, следя, как точно ложились кирпичи из рук каменщика. Григорий сурово покрикивал на мальчишек, подносящих раствор.

Николай Иванович помялся и тихо попросил:

— Григорий, слышь, дай ряд положу.

Григорий посмотрел презрительно, отошел.

— Ну клади.

Николай Иванович старательно намазал раствор по ряду и тиснул кирпич: он поплыл куда-то в сторону. С трудом Николай Иванович воротил его на место и положил второй.

Новиков быстро клал кирпич за кирпичом. Оглянувшись, он похолодел: стена искривилась.

— Новик и есть! Зеленый! — снисходительно сказал Григорий. — Дело делать надо так, чтобы двести лет жило…

Николай Иванович вытер руки и смущенно побрел к дому.

Григорий крикнул:

— Приходи завтра, научу.

От Северки тянуло холодком. Николай Иванович успокоенно оглядывался по сторонам; хороша деревня — каменные палаты, двести лет стоять будут.

Дома для крестьян простояли больше двухсот лет. Они украсились верандочками, палисадниками, крыши покрыты уже не соломой, а листовым железом, но живут в новиковских домах тоже крестьяне: только зовут их теперь рабочими животноводческого совхоза… А числится этот совхоз в Ступинском районе Московской области.

Колокольня, как и прежде, остро взмывает в небо. Под плитами пола в церкви погребены останки великого просветителя. На стене невысоко прибита медная доска: «Здесь покоится тело раба божия Николая Ивановича Новикова. Родился 27 апреля 1744 года, скончался 31 июля 1818 года». Надгробный камень верного Гамалеи у церковной стены. Могилы печальны и просты, но до сих пор старухи говорят по деревне: «О, Николай Иванович в золотом гробе похоронен!» {Знать, богат был, если кормил народ в голодное время!)

Шлиссельбург теперь называется Петрокрепостью. Во время Великой Отечественной войны тысячи немецких снарядов обрушились на «Орешек». Немногочисленный советский гарнизон здесь выстоял до конца, не подпустив немцев к Ленинграду: крепкий орешек!

Девятая камера каземата, в которой содержались Новиков с Багрянским и слугой, полуразрушена. Но Толстые стены крепости сохранились и стоят гигантским памятником тирании. Голуби прячутся среди обломков кирпича на втором этаже, где метался беглый арестант Протопопов, и тихо стонут. Им в крепости уютно.

Камни долговечны. Но еще долговечнее духовная сила, которую просветитель сообщает народу.

INFO