Восьмой день недели

— Тихон Тихонович, — спокойно сказал Винюков, — мне нужны инженерные обоснования.

— Если сломаем сегодня новую футеровку — крылья сами у себя подрежем, — поспешно вставил Владыкин. — Я уверен: стены выдержат. Поверьте опыту. — Владыкин торопился, боясь, что директор прервет его, лишит последнего шанса. — Мы разобьем днище на сегменты, будем по одному блоку удалять.

— Пожалуй, пожалуй. — Винюков постучал дужкой очков по зубам, поднял голову. — Хорошо! Радин, вы ответственный. Выставьте ограждение. Вызовите газоспасателей. Предварительно отправьте кирпичи на экспертизу. Каждые полчаса информируйте меня о ходе работ. Радин! Идемте со мной!

Владыкин поблагодарил Винюкова, вызвал мастера огнеупорного отделения, приказал отправить в лабораторию несколько кирпичей, оставшихся от прежней футеровки, а сам вместе с Борисенко побежал в кладовую за инструментом, крикнув Заварзину на ходу, чтобы тот подвез футеровочное устройство.

Через полчаса погрузка кирпичей была закончена. Владыкин и Заварзин спустились в конвертор, разметили днище на сегменты, взяли долота, молотки, приступили к работе. Владыкин и не предполагал, что шамотные кирпичи такие твердые, бьешь, бьешь — они только крошкой брызгают. А на улице двое суток полежат, возьмешь пальцами за край, осыпаются.

— Кувалдой бы жахнуть, — предложил Заварзин.

Оба улыбнулись. Пятьсот тонн кирпича, не скрепленные раствором и бетоном, держались на их ювелирной кладке.

Наконец-то первый кирпич, расколотый на несколько частей, выбрали из кладки. Сразу стало легче. Заварзин ловко оборудовал долотом, вскрывал швы, Владыкин осторожно разбивал пудовые кирпичи, выковыривал обломки из футеровочного монолита. Выбрали шесть кирпичей и вдруг оба замерли.

— Чего остановились? — закричал сверху Ахмет. — Шибко устали?

Владыкин, а за ним и Заварзин, приложили уши к стене. Футеровка «заговорила», пришла в движение, начала отслаиваться от арматурной брони.

— Сеня, — тихо сказал Владыкин, — сходи за шипучкой, а?

— Брехло ты, Владыка, — сердито ответил Заварзин, — никуда я не пойду. — Он сразу понял, что бригадир хочет на всякий случай отослать его прочь.

— Хотел тебя для потомства спасти, — добродушно отшутился Владыкин, — не желаешь? Тогда не топочи, как медведь. И кувалду отложи. Без нее спокойней.

Прибежал Радин. Заглянул в конвертор, приказал опустить в печь две мощные переносные лампы. Каменщики просили Радина отойти подальше — кладка висела, пятьсот тонн кирпича держались на весу, лишенные части подпорки — днища. На площадке царила тишина. Каменщики замерли в ожидании. Медленно тянулось время. И наконец снизу раздался голос Владыкина:

— Вира! — Крановщик привел механизм в движение, поднял над площадкой горку кирпичной кладки.

Радин заглянул вниз. Заварзин и Владыкин аккуратно закладывали черную брешь новыми огнеупорами. А еще через полчаса товарищи подняли их наверх. Лицо Владыкина было бледным. Он отошел к сатуратору и медленно стал пить шипучку. Заварзин нашел силы улыбнуться:

— Как ни болела, а померла!

Пришедшая на смену Дербеневу бригада Бруно стала готовиться к плавке. Радин обнял Заварзина и зашептал:

— Я всегда знал, что ты молодец! Хочешь, я тебе картину подарю? Собственноручно написанную?

— Приму! — широко разулыбался Заварзин. — И бутылку шампанского в придачу.

Каменщики, сгрудившись у дистрибуторной, долго не уходили. Лишь когда высоко вверх взметнулось пламя, рассыпалось огненным фейерверком, дружно, с шумом и смехом пошли в столовую…

29

Ветер над городом почти ничего не меняет, а над заводом — совсем другое дело. Гремит, словно живой, склад листового железа, искореженные плети шевелятся, тянутся друг к другу. Система охлаждения — каскад фонтанов, причудливо изгибает струи, обдавая водой пешеходную тропку, размешивая рыжую окалину. А главное — хвосты дыма. Оранжевые, синие, желтые, клонятся к земле, ветер прижимает их, и становится трудно дышать.

Надежда не знала, отчего набухала под сердцем свинцовая тяжесть — от ветра ли, от серых облаков, что пролетали над заводскими трубами, или еще от чего-то. Она долго крепилась, наконец решилась пойти к человеку, который мог и должен был ее понять.

Она застала Бруно в конторке мастера. Он сидел спиной к двери рядом с рыжим Костей. Стена конторки то и дело озарялась светом пламени. Надежда с облегчением прикрыла дверь, шагнула ближе, хорошо, что она не застала здесь Радина. Чувствовала: их отношения подошли к рубежу, который нужно было или преодолеть или отступить. Казалось, поняли друг друга, оба ждали момента, чтобы решить, как поступать дальше.

Сегодня, перебирая почту на столе технического секретаря, Надежда увидела письмо, адресованное Радину. Женский, слегка закругленный почерк, обратный адрес. Она, москвичка. Что-то толкнуло Надежду под самое сердце. И с той минуты работа валится из рук.

Бруно ничего этого не знал. Он вообще занимался странным делом. Наполнил стакан молоком из бутылки, придвинул к пустому стакану и скомандовал:

— Лей!

— А зачем? — Костя увидел Надежду. Хотел сказать Бруно, она приложила палец к губам.