Восьмой день недели

— Да не бойся ты, расплескаешь, подотрешь.

— Пожалуйста! — Костя схватил стакан, налитый до краев, ахнул в пустой, расплескав молоко по столу.

— Понял?

— Не.

— Так ты и с конвертором обращаешься. Давай-ка еще разок. Твой стакан — конвертор, мой — ковш… Нужно не просто наклонять конвертор, а делать это плавно, синхронно с наклоном ковша, даже чуть-чуть опережая его.

— Бруно, оглянись!

Тот обернулся и увидел Надежду. Лицо ее, гладкое, как янтарь, было неподвижно и сумрачно, и Бруно понял, что она пришла к нему. Кивком головы отпустил Костю, тот неслышно притворил дверь.

— Надежда! Надежда! Надежда! — зачем-то повторил Бруно, словно ему доставляло удовольствие произносить это имя. — Приятный визит.

— Учишь молоко пить?

— Какое молоко? Ах, это… Понимаешь, не дается рыжему заливка чугуна: торопится, резко клонит конвертор, пути заливает. — Надежда сняла с головы косынку. — Садись. Ты сегодня особенно похожа на латышку.

— Чем?

— Латышки… немного задумчивые. И красивые. Особенно при заходе солнца.

— А латыши?

— Латыши? — Бруно вскинул глаза. — Латыши, прежде всего, настоящие мужчины… Кто обидел?

Надежду всегда немного смущало, как выжидающе, готовый к любой услуге, смотрит на нее Бруно. Когда-то она помогла ему рассчитать вес утяжеленных плавок, просчитала варианты подведения итогов работы по системе «Пульсар», но Надежде казалось, что не из-за этих, в общем-то мелких, услуг так относится к ней Бруно.

— Слушай, настоящий мужчина. Хочу предложить тебе нечто рискованное.

— Полюбить тебя? — Бруно храбро улыбнулся, отодвинул сварную пепельницу и только после этого поднял глаза.

— Опоздал, — Надежда сама удивилась тому, что сказала, и, будто испугавшись этого, переменила тему. — Я о важном деле, посоветоваться.

— Говори. Близкая лампочка светит ярче далекой звезды.

Надежда смутилась, глядя, как Бруно улыбается. Наверное, понимает, что не за тем шла к нему.

— Бруно, поговорим серьезно. Мы столько времени бились с математической моделью, концы с концами не сходились. Начальство сердиться стало, а тут из института Радин запросил программы. Вроде и мы по верному пути шли. Вот прикинули рабочую модель.

— Поздравляю.

— Дело за тобой. В твоей бригаде хотим попробовать рабочую модель плавки.

— Это подозрительно. Если бы впереди маячил успех, вряд ли товарищ Дербенева обошла бы вниманием своего папашу.

— Бруно! — в голосе Надежды прозвучала просительная интонация.

— Молчу. Но, мне кажется, мастера́ и старшие конверторщики не пойдут на этот эксперимент, посчитают, что вы отнимаете у них самостоятельность, превращаете людей в роботов со всеми вытекающими последствиями.

— Человек в некотором роде тоже естественное устройство, автомат, если хочешь, — завелась Надежда. — В человеке все взаимосвязано, в ЭВМ — тоже. Органические полупроводники для ЭВМ имеются? Имеются. А металлические протезы для человека? Тоже.

— Подобные утверждения навевают печальные мысли. Ты еретичка. Лет пятьсот назад тебя бы сожгли на костре. Вместе с твоими золотыми волосами.

— На первый взгляд смешно. А на самом деле… Человек поддерживает свои внутренние параметры. Например, давление, температуру организма. Это же делает электронно-вычислительная машина.

— Какая ты у нас умница! Недаром сам товарищ Радин с тебя глаз не сводит.

Кровь прилила к лицу Надежды. Она почему-то боялась, что Бруно может узнать про их отношения с Радиным. Никто другой ее не волновал, а Бруно… Словно в чем-то предавала его. Бруно осторожно взял ее за локоть.

— Извини, я не хотел тебя обидеть. И все-таки… Расскажи. Вижу, у тебя неприятности.

Надежда оглянулась на дверь, и вдруг ткнулась головой в плечо Бруно, прижалась к нему, плечи ее затряслись.

— Надя! Что с тобой? — растерялся Бруно, не смея пошевелиться. — Плачешь?

— Нет, нет! — Надежда откинулась назад, вытерла глаза, виновато улыбнулась. Бруно взял со стола стакан, захватанный грязными руками, побежал к сатуратору, налил шипучки.

— Прости, пожалуйста, — Надежда отстранила стакан. — Ты мой друг, все понимаешь… Я… ну, словом, я люблю его.

— Кого?

— Люблю этого противного Радина! Люблю!

— Ну и прекрасно, — тихо сказал Бруно, пораженный неожиданным ее признанием. — Чем я могу помочь тебе?

— Сама не знаю. Отец его ненавидит, как я его брошу одного? Все так сложно. — Они посидели молча. Потом Бруно, словно подброшенный пружиной, вскочил. Мысль пришла сразу, простая и ясная.

— Надя, никуда ни шагу. Я сейчас.

Притворив дверь, Бруно быстрым шагом прошел в диспетчерскую.

— Слушай, друг. Найди начальника. Срочно. Скажи: ждут в конторке мастера.

Когда Бруно вернулся в конторку, Надежда сидела на том же месте, уставясь в одну точку. Повернулась, заслышав стук двери.

— Бруно, может, уехать мне, а?

— Глупо. Как же мы без тебя останемся? Верь мне, все уладится. Хочешь, я научу тебя самогипнозу?

— Мне не до шуток.

— Простейший опыт. Внимательно посмотри на кончик указательного пальца. Забудь обо всем. Мысленно повторяй: хочу, чтобы рука стала теплой, теплой, теплой…

Распахнулась дверь. Вошел Радин и, ничего не понимая, остановился у входа.