Воспарение [= На подъеме]

— Этим утром я весил ровно 208 фунтов. Взвесился сразу после душа, с голым задом. Я достал из шкафа двадцатифунтовые гантели, и сжимая по одной в каждой руке, встал на весы. По-прежнему 208.

Секунду на другом конце провода стояла тишина, затем Эллис сказал:

— Да ну на хрен.

— Боб, чтоб мне сдохнуть, если я вру.

Опять тишина. Затем:

— Будто вокруг тебя какое-то весоотражающее силовое поле. Понимаю, ты не хочешь, чтобы тебя мяли и тыкали иголками, но это же совершенно что-то новое. И крупное. Могут быть последствия, о которых мы и не представляем.

— Не хочу быть фриком, — сказал Скотт. — Поставьте себя на моё место.

— Но ты хотя бы подумаешь над этим?

— Уже думал, много. И у меня нет желания попасть в зал славы «Инсайд Вью» между изображениями Ночного летуна[7] и Слендермена[8]. А ещё мне нужно закончить работу. Несмотря на развод, я обещал Норе поделиться с ней деньгами ещё до того, как получил работу. И уверен она найдёт им применение.

— Сколько это займёт?

— Может, недель шесть. Само-собой, будут тестовые запуски, которые займут меня и в новом году, но на окончание основной работы уйдёт шесть недель.

— Если это будет продолжаться с прежней скоростью, то к тому времени ты похудеешь до 165.

— Но я всё ещё выгляжу здоровяком, — сказал Скотт и рассмеялся. — Такие дела.

— Учитывая то, что с тобой творится, звучишь ты вполне жизнерадостно.

— Я и чувствую себя жизнерадостным. Может, это похоже на бред, но это правда. Иногда я думаю, что это самая замечательная в мире программа по похудению.

— Да, — сказал Эллис, — но когда она завершится?

* * *

Спустя несколько дней после телефонного разговора с доктором Бобом, во входную дверь Скотта кто-то тихонько постучал. Если бы музыка звучала громче — сегодня это были «Рамонс» — он бы ни за что не услышал стука, и посетитель ушёл бы восвояси. Вероятно, вздохнув с облегчением, потому что, когда он открыл дверь, за ней стояла Мисси Дональдсон, и она выглядела до ужаса напуганной. Он увидел её впервые с того дня, когда сделал фотографии, облегчающихся на его лужайке Ди и Дам. Он полагал, что Дейрдре была верна своему слову и теперь женщины занимались с собаками в парке. Если бы они позволили боксёрам свободно бегать там, то и правда могли столкнуться с парнем из службы контроля за животными, не зависимо от того, насколько хорошо те себя вели. В парке действовал закон о поводке. Скотт видел таблички.

— Мисс Дональдсон, — сказал Скотт. — Здравствуйте.

Это также был первый раз, когда он видел её одну, и старался не переступать порог или не делать никаких резких движений. Она выглядела так, будто могла спрыгнуть с лестницы и умчаться, как олень, если бы он шевельнулся. Она была блондинкой, не такой симпатичной, как её партнёр, но с милым личиком и ясными голубыми глазами. В ней чувствовалась некая хрупкость, что заставляло Скотта думать о декоративных фарфоровых тарелках его матери. Было трудно представить себе эту женщину на ресторанной кухне, перемещающейся в пару от одной кастрюли к другой, от одной сковороды к другой, раскладывая по тарелкам вегетарианские блюда и попутно раздавая команды.

— Чем могу помочь? Не желаете ли зайти? У меня есть кофе… или чай, если хотите.

Она покачала головой, прежде чем он успел пробраться и через половину этих стандартных гостеприимных фраз, и сделала это достаточно энергично, чтобы её хвостик начал метаться от одного плеча к другому.

— Я просто зашла извиниться. За Дейрдре.

— Не стоит беспокоиться, — сказал он. — И не обязательно водить собак до самого парка. Всё, чего я прошу — чтобы вы брали с собой пару пакетов для какашек и проверяли мою лужайку на обратном пути. Не такая уж это непосильная задача, правда?

— Совсем нет. Я даже скажу об этом Дейрдре. Она чуть голову мне не оторвала.

Скотт вздохнул.

— Мне жаль слышать это. Мисс Дональдсон…

— Можете звать меня Мисси, если хотите. — Она опустила голову и слегка покраснела, будто предложила что-то рискованное.

— С удовольствием. Потому что, всё чего я хочу — чтобы мы были добропорядочными соседями. Как и большинство жителей Вью. Хочу, чтобы у нас не было разногласий, но не знаю, как этого добиться.

Всё ещё глядя вниз, она сказала:

— Мы живём здесь почти восемь месяцев, и единственные разы, когда вы говорили с нами — одной из нас — это когда наши собаки устаивали беспорядок на вашей лужайке.

Это было правдивее, чем Скотт хотел бы.

— Я приходил с коробкой пончиков, когда вы въехали, — сказал он (довольно нерешительно), — но вас не было дома.

Он подумал, что она спросит, почему он не зашёл ещё раз, но она не спросила.