Несмотря на раздражающую до предела настойчивость этой девицы, она всё больше и больше нравилась Алексею. Он полностью пришёл в себя после проведённых в тоске и страхе дней и снова обрёл уверенность. Мелькнула шальная и страстная мысль увидеть сейчас Ядвигу такой, какой он в тот раз сфотографировал лежащую после быстрых и потных объятий Варьку, и чтобы погасить внезапно возникшее, обжёгшее мозг желание, заставил себя вернуть инструмент на место.
Поставил рядом стул. Нашёл завалившийся под диван смычок, провёл по нему кусочком канифоли, протёр виолончель бархоткой.
Иван и Ядвига замерли, глаза девушки загорелись. Он потрогал смычком струны и подтянул колки.
– Куда ж нам плыть? – Лёха посмотрел на приоткрывшиеся влажные губы Ядвиги и объявил,—Вивальди, «Времена года».
Зрители захлопали в ладоши.
Лёха зажал первый аккорд и силой ударил смычком по струнам. Но вместо начальных звуков гениальной мелодии раздался короткий звонкий щелчок: басовая струна вырвалась из струнодержателя и с невероятной быстротой и силой хлестнула его по лицу.
Иван увидел, как из рассечённого лба Лёхи мгновенно хлынула кровь. Лёха схватился за лоб и громко закричал.
Ядвига бросилась к нему и попыталась отнять его руку от лица. Лёха оттолкнул её и бросился в ванную. Подвывая, он попытался смыть кровь, но она всё лилась и лилась.
Зажав рану полотенцем и высоко задрав голову Лёха вернулся в комнату. Ядвига с Иваном помогли ему лечь на диван. Вызвали скорую. Через полчаса появился врач. Он аккуратно тампоном убрал кровь.
Иван посмотрел на лицо приятеля и вздрогнул. Струна ударила тому в бровь и, отскочив, рассекла надвое верхнее веко левого глаза, который сейчас уродливо выпирал из глазницы и был наполнен болью, ужасом и… ненавистью.
***
Через неделю Алексей Новиков, стоя перед зеркалом в ванной, осторожно снял с глаза закреплённый пластырем тампон.
Врачи сделали своё дело. Аккуратный розовый шрам спускался почти перпендикулярно с надбровной дуги и заканчивался едва заметным штрихом на верхнем веке. Но в самый последний момент рука хирурга вероятно дрогнула и перетянула стежок. Веко стало короче и граница его, там где ресницы, изогнулась углом вверх.
Лёха попробовал закрыть глаз – между верхним и нижним веком осталась белая, влажно проблёскивающая полоска.
«Как же я теперь спать-то буду» – горько усмехнулся Лёха, и тут же обнаружил новую напасть. Левый глаз отказывался моргать синхронно с правым. В бешенстве Лёха ударил своё лицо в зеркале. «Урод!». Ринулся в комнату и, в голос проклиная Холина и эту Ядвигу, опрокинул экран, двинул ногой стул, загнал в угол журнальный столик и стал разбрасывать по комнате совсем недавно так заботливо уложенные этой проклятой парочкой вещи.
Ярость просто кипела в нём. Он сдёрнул с дивана покрывало, намереваясь отправить его туда же – к чёрту, и замер. Из зажатой между подушками дивана сладки покрывала вдруг выскочила и покатилась по полу кассета. Он поднял её, встряхнул – кассета была полной. Похоже, менты плохо искали. Интересно, что там?
Он быстро наладил проявочную лабораторию и опустил в раствор кассету. Через пару часов на столе лежали фотографии одной из их первых с Ильёй сессий.
Он и забыл, что тогда ради прикола он незаметно снимал весь процесс подготовки к постановочным съёмкам. Вот девчонки на диване: пьют вино, смеются. Ларка Нифонтова, раздетая по пояс, в одном бюстгальтере, красит губы. Нинка Боннар снимает чулки, картинно поставив ногу на стул. Рядом стоит Иван и внимательно наблюдает за ней. На другой фотке – снова он с Варькой. А это что! Нинка и Ларка в полном неглиже стоят обнявшись с Холиным и тянутся к его лицу сложенными в страстном поцелуе губами. А здесь опять Иван – сидит на диване и о чём-то беседует с Нинкой, держа руку у неё на колене. Всего тридцать два снимка, из них только на одном, – Лёха проверил – самом первом, он с Варькой, и оба, слава Богу, прилично одеты.
Лёха потёр внезапно заслезившийся больной глаз, и в голове родился план. Он отобрал пять, на его взгляд, самых компрометирующих Холина фоток. Заправил проявленную плёнку обратно в кассету. С удовлетворением отметил, что в углу каждого снимка, благодаря немецкой технике, стояла дата и время. Сложил всё в конверт.
Был рабочий день, но он, подумав немного, на удачу набрал домашний номер Ларкиного отца. Раздались длинные гудки. В какой-то момент о решил бросить трубку, сообразив, что может подойти сама Ларка.
Заговорил только тогда, когда услышал незнакомый женский голос, скорее всего, её матери.
– Добрый день, – сказал он, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал, но в то же время, чтобы на другом конце провода чувствовали, что он смущён и волнуется. – Можно Николая Тимофеевича.
– А кто его спрашивает?
– Это товарищ Ларисы из института.
– А у товарища имя есть?
Лёха быстро отнял трубку от уха и зажал рукой микрофон. «Проклятье, об этом он не подумал. Но всё равно, деваться некуда. Ему нужно встретиться с Ларкиным отцом».
– Это… Это Алексей Новиков.
Последовала показавшееся ему бесконечной пауза.
– Хорошо, – голос женщины был неуверенный.