Рабовладельческая экономика — это когда работаешь, пашешь, но не ешь. Это лишнее. Не к месту. Не к политическому моменту.
Страна нищая. Народ нищий. Богатела только партийная номенклатура. Вечный, стойкий, главный закон рабовладельца.
И вот, сама всесильная товарищ Мадам Мао надменно, с высокоподнятой головой стояла у раскрытого окна. Позировала сама себе: правым боком к окну, левым боком. Так надо иногда стоять на трибуне. Правильно подобранная поза многое решает.
Над Пекином стояла приличная жара и дули песчаные ветра с пустыни Гоби.
Густо накрашенные губы партийного товарища Цзян Цин столь были подвижны и выразительны, что ей самой трудно было скрыть свою постоянную кипящую злобу и неожиданно выплёскивающийся психический гнев. Истерично сжав кулачонки, чуть ли хрипела от удушающего её гнева.
— Уважаемый Ван Дунсин, вы видите: мы выиграли, политика наша, в наших руках, но не до конца. Мой муж необоснованно пожалел вредного старикана Дэна, отправил его в деревенскую ссылку на политическое перевоспитание. Но он должен быть уничтожен физически. Должен исчезнуть с лица земли. Что вы на это скажете?
Глаза Цзян недобро, по-змеиному застыли.
Но и глаза непробиваемого Ван Дунсина были не менее остры и змеинны.
— Уважаемая товарищ мадам Цзян, спасибо, что вы мне верите и доверяете, но я подчиняюсь только Председателю. Если я буду исполнять приказы не от него, он мне просто голову отрубит. Вы хорошо понимаете, ваш муж не терпит ослушаний ни от кого, тем более от личных телохранителей.
— Значит, вы отказываетесь со мной сотрудничать?
— Я не политик. Я телохранитель вашего мужа и это моя основная и прямая обязанность. Остальное меня не касается.
— А ваши люди?
— Они тоже подчиняются только Председателю. Любой шаг в сторону наказывается арестом. А там… Вы прекрасно понимаете. Не мне вам подробно объяснять и что-либо секретное рассказывать.
— Хорошо, мудрый и преданный Ван, можете идти. Я на вас не обижаюсь. Вы правы. Солдат должен служить. Ему думать нельзя.
Телохранитель, почтительно поклонившись, тихо ушёл.
Мадам сначала оскалилась, потом немного игриво покривлялась перед зеркалом и снова, злобно скривившись в лице, позвонила заместителю Председателя, Ван Хунвэню. Но голос старалась держать ровным и ласковым.
— Здравствуйте, благороднейший товарищ Ван.
— Слушаю вас, благороднейшая красавица, мадам Цзян.
— Вы можете ко мне зайти?
— Конечно, мадам.
— Я вас жду.
— А где вы сейчас?
— В Запретном.
— Я в центре города, немедленно выезжаю к вам.
Но, когда он въехал в Запретный город, телохранитель Ван Дунсин показал ему жестом сначала зайти к Председателю.
Председатель сейчас уже не казался больным и чахлым. Он даже бодро ходил по комнате и крутил в руках газеты.
— Садитесь, товарищ Ван, — сказал он вошедшему, — моя надоедливая баба всё не успокаивается. Говори с ней с позиции нейтрального, малознающего, но готового сотрудничать. Пусть пока бесится, перебесится. Говорила мне мама не раз и не два: не допускай девок к власти. Придётся пока терпеть. Разговор будем записывать. Не нравится мне она. Чтобы успокоиться после пленума, она начинает снова мстить людям. Что за неугомонная дура? Ступай к ней. Будь вежлив и политичен.
В коридоре телохранитель сказал заместителю: — Если мадам спросит, почему так долго, скажи, проверки на входе начались.
Зам махнул головой и поторопился в покои мадам Цзян.
— Рада вас видеть, верный товарищ Ван Хунвэнь.
Зам поклонился.
— И я вас также.
— Ван, ты согласен, что коварные и опасные враги ещё живы. Ещё не все уничтожены.
— Конечно, согласен, товарищ Цзян.
— Ты поможешь мне?
— В принципе, всегда готов помочь, только что надо и как?
— Ван, нам надо стараться без принципов.
— Согласен, готов без принципов.
— Самый опасный, враг партии, ревизионист, уклонист, капиталист, Дэн Сяопин.
— За ним очень зорко приглядывают и наши спецслужбы, и много ещё кто. Просто так его не убрать.
— А как?
— Можно привлечь кое-какие криминальные банды на юге. За деньги они согласятся.
— О, а я и не подумала об этом. Молодец Ван. А кого из этого малоизвестного преступного сброда можно привлечь?
— Много кого: их мир велик, таинственен и очень многообразен: «Чёрные Драконы», «Летающие драконы», «Ползающие драконы» их там и чёрных, и желтых, и зелёных, и красных, и ещё куча всяких — с хвостами и без хвостов, зубастых и клыкастых, видимо невидимо. И каждая банда имеет численность более тысячи человек. И все готовы убивать, грабить и прочее.
Мадам бурно захлопала в ладоши. Ярко накрашенные губы сложились в ехидно-заманчивую улыбку.
— Вы меня очень развеселили и обнадёжили, верный Ван. Хорошо развеселили. А то в последнее время, кроме злобства, неуважения и интриганства, ничего вокруг не замечаю. Вы по молодости, случайно этак, между кровавыми боями не играли в спектаклях? Можно даже лукаво с надеждой добавить, в главных ролях.
— Не приходилось, уважаемая мадам, не владею сим трудным и почётным искусством. Искусство не для практиков. У меня болезненно отсутствует чувство и сентиментального, и возвышенного, и романтичного.
Мадам помахала пальчиком.