Как и все суровые новоанглийские проповедники старой школы (которым она приходилась прямым потомком), Хильда Макги не любила, не понимала и терпеть не могла простых, глуповатых мужских радостей. Она была пуританкой и атеисткой и ничего не знала о тайнике в погребе. Сам Грантер поделился с внуком своим маленьким секретом за год до смерти.
Рядом с банками самогона стояла круглая стойка для покерных фишек. Энди вытащил ее и сунул пальцы в прорезь наверху. Послышался хруст, и он достал тонкую пачку купюр: несколько десяток, пятерок, купюр по одному доллару. Всего баксов восемьдесят. Еще одной слабостью Грантера был семикарточный стад, и здесь лежали, как он выражался, «игральные деньги».
Вторая спичка обожгла пальцы. Энди бросил ее. В темноте вернул деньги в прорезь, а стойку – в нишу. Главное – знать, что они есть. Он поставил доску на место и вернулся в кладовую.
– Будешь томатный суп? – спросил он Чарли. Удивительно – она нашла на одной из полок сказки про Пуха и теперь гуляла с медвежонком и его друзьями в Чудесном лесу.
– Конечно, – ответила она, не поднимая головы.
Он вылил в кастрюлю томатный суп, открыл две банки сардин. Тщательно задернул шторы, зажег керосиновую лампу и поставил на середину кухонного стола. Они поужинали, почти не разговаривая. Потом он выкурил сигарету, которую зажег от лампы. Чарли обнаружила карточный ящик в бабушкином буфете: там лежали восемь или девять колод, и в каждой не хватало валета или двойки. Остаток вечера она провела с картами, сортируя их и играя, в то время как Энди бродил по дому.
Позже, уложив Чарли в постель, он спросил, как она себя чувствует.
– В безопасности, – без запинки ответила она. – Спокойной ночи, папуля.
Что устраивало Чарли, устраивало и его. Он посидел с ней какое-то время, но она быстро заснула, и он вышел из комнаты, оставив дверь открытой, чтобы услышать, если ночью она начнет ворочаться.
3
Прежде чем лечь спать, Энди спустился в погреб, достал банку самогона, плеснул немного в стакан и вышел на веранду. Сел на складной парусиновый стул (почувствовав запах плесени, задумался, можно ли с этим что-то сделать), оглядел подвижные темные воды озера. Заметно похолодало, но пара глотков «отцовского допинга» его согрела. Впервые после ужасного марш-броска по Третьей авеню он тоже ощущал безопасность и покой.
Энди курил и смотрел на Тэшморский пруд.
Впервые в безопасности и покое, но не с момента бегства из Нью-Йорка. Впервые с того дня, когда Контора вернулась в их жизнь, с того ужасного августа четырнадцать месяцев назад. Все это время они или бежали, или прятались, не находя покоя.
Энди вспомнил разговор с Куинси по телефону, когда в нос бил запах горелого ковра. Он находился в Огайо, Куинси – в Калифорнии, которую в своих редких письмах называл не иначе как Волшебным Землетрясным Королевством.
Тогда Энди думал, что ему страшно. Он просто не знал, что такое страх. Страх означал совсем другое: прийти домой и увидеть свою жену мертвой с выдернутыми ногтями. Они выдернули ей ногти, чтобы узнать, где Чарли. Их дочь два дня и две ночи гостила в доме своей подруги Терри Дуган. Через месяц или чуть позже они намеревались пригласить Терри в свой дом, тоже на два дня и две ночи. Вики называла это «Большим обменом 1980 года».
Теперь, сидя на веранде с сигаретой в руке, Энди мог восстановить все события, хотя тогда его разум застилал туман горя, паники и ярости, и только благодаря слепому случаю (хотя, возможно, не просто случаю) ему удалось догнать похитителей дочери.
Они находились под наблюдением, вся семья. Должно быть, продолжительное время. И когда Чарли не вернулась домой из летнего дневного лагеря в среду, а после этого не появилась дома ни днем, ни вечером четверга, агенты Конторы пришли к выводу, что Энди и Вики узнали о слежке. И вместо того чтобы выяснить, что Чарли находится в доме подруги, в каких-то двух милях, они решили, что Энди и Вики спрятали дочь и сами собираются скрыться.