Воспоминания

Пишет мне Гнилушка[205]. Он узнал о болезни Маленького[206], и знает еще о том, что старца нет[207], и потому думает, не удастся ли чем поживиться.

Вот что он пишет мне:

«Многоуважаемая Анна Александровна! Знаю вашу искреннюю преданность дорогим нашему сердцу Папе и Маме, а посему выслушайте меня. Меня объял ужас до слез, до сжимания сердца, когда я узнал через газеты о том, что Маленький опять болен, и еще в такой момент, когда нашего молитвенника нет с вами.

А посему умоляю вас, отдайте это Маме, и пусть в продолжение трех дней ему аккуратно дают. Если отвар, принятый внутрь, то есть выпитый как чай, не понизит температуру, то положить компресс из того же отвара. Температура обязательно упадет. Причем прошу вас в это время никаких других лекарств не давать. Кормить овсянкой на молоке и чашку бульона в день. Важное условие при лечении – никаких других лекарств и строгое исполнение предписанного мною. Только при таком условии я ручаюсь за скорое и полное выздоровление. Если у кого-нибудь явится подозрение, что эти лекарства ядовиты или вообще могут дать отрицательные результаты, то я предлагаю сделать настой на три чашки воды и выпить в один прием (взрослому) – он будет находиться в полной безопасности»[208].

В конверт вложены пакетики с порошками.

Мама, обессиленная бессонными ночами у постели сына, слабо улыбнулась на мое уверение, что Маленький от этих порошков поправится, однако послушалась. Перед сном Маленького напоила, а утром Маме дали телеграмму от старца, где он пишет:

«Мама моя дорогая, Господь услышал наши молитвы, твое дитя здорово. Молись. Григорий».

Когда Мама и Папа вошли с телеграммой и положили ее на головку Маленького, он открыл глаза и весело засмеялся. Мама опустилась на колени, Папа заплакал. А Маленький сказал:

– Не надо плакать! Пусть выведут мою лошадку, я ей дам сахару!

Маленький здоров. Совершенно здоров. Мама, как зачарованная, ходит, улыбаясь.

* * *

Папа был у меня. Глаза в тумане. Голова опущена. Глубоко вздыхает. Угнетен.

– Аня, Аня, Мама больна, Мама очень больна! Она говорит: «Уйдет старец – уйдет благодать». Я чувствую, что в ней говорят болезнь и страх, и она этой болезнью меня заражает. Что нам делать?! Что нам делать?..

И точно не я, а какой-то внутренний голос шепнул за меня:

– Позвать старца… и Мама поправится. И он скажет, что делать.

И лицо Папы прояснилось, он тотчас сказал:

– Я и сам так думал. Но не хотел, чтоб это решение исходило от меня. Я уже и себе, как и Маме, не доверяю…

Сегодня вызвала старца.

* * *

Старец говорит:

– Мне легче дерево с корнями вырвать, чем Папу в чем убедить. Легче суковатое дерево зубами изгрызть, чем с царями говорить!.. Ведь я им не свои слова говорю, а то, что мне из нутра кричит!

Была утром у Мамы. Пришли Папа со старцем, долго беседовали относительно в. кн. Михаила Александровича[209]. Старец говорит:

– Он тебе кровный?

Папа молчит.

Старец стукнул кулаком по столу. Маленький закричал. Мама побледнела, тогда Папа подошел.

– Видишь, – говорит старец, – дитя чистым сердцем почувствовало, что кровному надо на все сердцем отозваться. А ты своих умников слушаешь.

Мама поцеловала руку старца, и Папа сказал:

– Подумаю…

А потом тихо прибавил:

– Ты прав, мой мудрый учитель, и будет так, как ты сказал.

А Маленький сказал:

– Папа будет всех любить! – и весело так засмеялся.

Когда Маленький смеется, Мама говорит:

– Ангелы радуются.

Потом старец ворчал:

– С Папой говорить – камни ворочать!

* * *

Состояние Мамы стало очень тяжелым. Она жалуется, что ее опять преследуют кошмары. И еще одно неприятно: она начинает бояться своих же людей. После той истории с Зинотти Мама очень изменилась к ней. Почувствовала какой-то страх.

Когда у Мамы начинается полоса страха, весь дом в ужасе. Особенно это сказывается на Папе. Тут как-то Мама мне сказала:

– Я знаю, что на нашу охрану тратятся большие суммы. Значит – сотни людей. Но от этого мне не легче, так как именно от них я жду измены. Нас могут поразить не потому, что это им будет нужно, а потому что Иван сделает это, чтобы подвести Степана.

Эта мания преследования подтачивает ее силы, и никто, кроме старца, не может ее успокоить.

Мы шли парком. Навстречу нам попалась нищенка. Узнав Маму, опустилась на колени, и Мама велела отдать ей кошелек. Не вставая с колен, нищая шепнула:

– Какая же горькая твоя доля!

Мама не сразу ее поняла. А когда мы отошли, спросила:

– Что она сказала?

Я, не желая тревожить Маму, ответила:

– Она сказала, что будет молиться за милость.

– А я думала, она сказала, что я более ее нуждаюсь в милости.

У Мамы есть это свойство – угадывать слова, которые не сразу понимает.

Вчера ночью она проснулась с криком:

– Что с Маленьким?!

Ей почудилось, что его укусила змея. Пришлось вызвать старца. Он полагает, что Маме хорошо было бы поездить. Доктор вполне с ним согласен. Но Мама сказала:

– Никуда не поеду, так как старцу с нами нельзя, а без него боюсь остаться.

* * *