Воспоминания

Болезненные припадки со мной. — Появление в академической церкви господина с Владимиром на шее. — Мода на магнетизм. — Ясновидящая и Булгарин. — Магнетизерка Турчанинова; ее странности. — Мой первый визит к ней и лечение у нее. — Ее проделки со стариком Всеволожским; мошенничества ее открыты; ссылка в Сибирь. — Рождество в Академии; балы у профессоров. — Новый 1832 год у нас. — Рассказ вдовы попадьи. — Масленица; бунт учеников Академии. — Академический театр. — Великий пост. — Опять Пименов. — Неудачное сватовство барона Клодта. — Еще невеста в Академии. — Григорович — усмиритель Егорова. — Лето в Парголове. — Крестины и гречневая каша. — Свадьба барона Клодта. — Вечера Мартоса. — Мое знакомство с Кукольником.

Сестра моя Лизанька по годам, по уму и знаниям своим была уже взрослая девушка; ей исполнилось 20 лет, но по виду, по сложению ей можно было дать не больше 14-ти лет.

Зато я, 14-летняя девочка, точно назло, подле больной и слабой сестры моей, здоровела, полнела не по дням, а по часам, и сделалась так похожа на взрослую девушку, что даже кавалеры стали за мною ухаживать…

Но в то же время со мною начало твориться что-то необыкновенное, непонятное: стою я, бывало, в воскресенье в академической церкви за обедней за перегородкой между подруг моих, и вдруг меня всю кинет в жар, сделается мне дурно, и чувствую я, что какая-то сила заставляет меня обернуться назад. Я невольно обернусь и вижу, что за мною стоит высокий полный мужчина лет пятидесяти с Владимиром на шее и своими большими черными глазами пристально смотрит на меня. Тогда от взгляда его мне сделается еще хуже, так нехорошо, что хоть упасть — так впору… Дуничка Егорова, бывало, заметит, что мне нехорошо, выведет меня из церкви, проводит домой, откроет форточку, меня обдует ветром, и я оживу… И всегда мы с нею видели, как этот страшный господин, укутанный в богатую шубу, промчится назад мимо наших окон на паре вороных коней. Я стала ужасно бояться этого незнакомого мне человека, и такое мучение повторялось со мною много раз в зиму… Бывало, нет его в церкви, я простою обедню совсем спокойно… В другой раз, как только он войдет, я и не вижу его, а сейчас же почувствую, что он тут, и скажу девицам: «Посмотрите, пришел! Мне дурно!»

Когда я рассказала маменьке о том, что со мной делается в церкви, она рассердилась на меня, сказала, что я ребячусь, что глупо бояться незнакомого мне старика, а убегать от кого-нибудь из церкви — большой грех… Я стала превозмогать себя, но все-таки в те дни, когда страшный господин приезжал и смотрел на меня, мне делалось невыносимо гадко… Но, слава Богу, мучениям моим скоро настал конец: после обедни в первое воскресенье на масленицу мой мучитель с Владимиром на шее в академическую церковь больше не показывался, и со мною перестало делаться дурно. Наши академические барыни, сплетницы страшные, начали рассказывать, что знатный барин с Владимиром на шее, влюбленный в Машеньку Толстую, сгорел во время большого пожара в балаганах, оттого и ездить в нашу церковь перестал. Что ж, может быть, они нечаянно и правду сказали, потому что тогда много народу погибло в балагане Лемана, который загорелся, и откуда, говорят, никто живой не вышел[170]…

Я бы, верно, скоро забыла о своем мучителе, если б один случай не напомнил о нем. Не знаю, отчего у меня вдруг заболел третий позвонок на шее и стало больно до него дотрагиваться. Папенька, разумеется, перепугался, вообразил, что у меня вырастет горб, и захотел непременно показать меня магнетизерке Турчаниновой[171], которая в это время была в большой моде… Впрочем, в то время в Петербурге было какое-то поветрие на магнетизеров и магнетизерок: ими занимались наши литераторы, присутствовали на их магнетических сеансах, писали, толковали про них.