Воспоминания

Убежденный в том, что мы в этом отношении все больше уступаем неприятелю, что мы идем противоположным путем, я вступил в конфликт с нашим правительством. Общая работа от этого страдала. Я считал поэтому своей обязанностью заявить в июле Высочайшему военному начальнику о своей отставке, как ни трудно было мне, в качестве солдата, сделать этот шаг. Отставка не была принята Его Величеством. Канцлер одновременно просил отставки, побуждаемый к тому заявлением лидеров партий рейхстага. Его отставка была принята. Обнаружившиеся последствия этой отставки внушали опасения. До сих пор охраняемая видимость политического и гражданского мира была нарушена. Образовалась партия большинства с явно выраженным уклоном влево. Ошибки, которые будто бы были допущены в прежние времена, в период развития наших внутренних государственных отношений, были использованы во время тяжелого внешнего политического положения родины, использованы для того, чтобы понудить правительство к дальнейшим уступкам в пользу так называемого парламентского развития. Мы должны были на этом пути утратить внутреннюю сплоченность. Бразды правления постепенно переходили в руки крайних партий. Преемником Бетмана-Гольвега был назначен д-р Михаэлис. С ним у нас вскоре установились доверчивые отношения. Он смело подошел к своим тяжелым обязанностям, но недолго оставался на посту. Обстоятельства были сильнее его. Парламентский разброд не уменьшался. Большинство все больше склонялось влево и, несмотря на некоторые прекрасные речи, на деле все шли за элементами, желавшими уничтожить царивший до сих пор государственный порядок. Все резче обнаруживалось, что родина забыла серьезность нашего положения в борьбе или не хотела больше знать о нем, увлеченная партийными интересами и партийной догмой. Наши противники совершенно открыто высказывали по этому поводу свое торжество и раздували этот партийный раздор. При таком положении дел старались найти рейхсканцлера, который был бы в состоянии благодаря своему парламентскому прошлому оказывать на партии объединяющее влияние. Выбор пал на графа Гертлинга. Я познакомился с ним еще в Плессе, где он был в составе свиты короля Баварского. Меня поражало и радовало то, с какой охотой этот старый человек отдавал свои последние силы на служение отечеству. Его несокрушимая вера в наше дело, его надежды на наше будущее превозмогали самые тяжелые положения. Он проявлял много такта в обращении с парламентскими партиями, но не обладал той решительностью, которая соответствовала бы серьезности положения. В отношении к высшему командованию, к сожалению, оставалось прежнее недоверие, которое иногда затрудняло общую работу. Мое уважение к графу от этого не нарушилось. Как известно, он умер вскоре после того, как покинул свою службу, полную для него терниев.

Но и помимо этих неблагоприятных обстоятельств не все радовало на родине к концу 1917 года. Война и лишения тяжело обрушились на многие слои народа и повлияли на его настроение. Годами голодный или, во всяком случае, неудовлетворенный желудок не располагает к высоким душевным порывам и делает человека равнодушным. Нет, к тому же, новых духовных и душевных импульсов, которые могли бы помочь в борьбе с этим равнодушием. И даже в тех кругах, где обычно думали иначе, начинают утверждать, будто ничего нельзя поделать с равнодушием масс. Защитники этого взгляда складывают руки и предоставляют все своему течению. Они наблюдают за работой партии, пользуются усталостью народа и на этой благодарной почве проводят свои идеи против государственного порядка, сея вредные семена, которые дают дальнейшие ростки только потому, что не находится рук, которые могли бы вырвать этот бурьян.

Равнодушие проявляется в бездеятельности, которая подготовляет почву для недовольства. А это заражает не только народ, но и солдат, возвращающихся на родину. Солдат, возвращаясь с поля битвы и видя, что делается на родине, мог бы подействовать на нее оживляюще. Часто это и случалось. Но солдат может действовать на общее настроение и удручающе: к сожалению, и это делали многие — разумеется, не лучшие. Они ничего не хотели больше и слышать о войне, оказывали дурное влияние на испорченную уже почву, в свою очередь впитывали из нее дурные соки и переносили разложение своей родины в ряды армии.

Много безотрадного в этой картине, и не все здесь следствие войны. Война, конечно, не только подымает, но и производит распад. А нынешняя война больше, чем все предыдущие, калечила не только тело, но и душу.