В продолжение этих дней гром орудийной пальбы слышится за Марной, там узнают о нашем первоначальном многообещающем успехе, даже в преувеличенном виде. Рассказывают о завоевании Реймса, о больших победах в Шампани. На нашем фронте, однако, в продолжение трех дней все затихает; для сведущего наблюдателя это даже жутко, но для лица, незнакомого с положением, эта тишина могла показаться успокоительной.
Утром 18 июля некоторые части, не стоящие на оборонительных позициях, идут жать хлеб. Внезапно они обстреливаются градом гранат. Что это — перелет огня? Наша артиллерия отвечает не очень сильно, очевидно, потому, что все покрывает густой туман. Пулеметы начинают щелкать на широком пространстве, и это показывает, что дело не в перелете огня. Прежде чем это становится ясным, на засеянных полях появляются вражеские блиндированные автомобили. Противник решительно наступает по всему фронту между Эной и Марной. Наши передовые линии местами уже сломлены; наиболее опасно положение между Ourg и Суассоном. В то время как оставшиеся части разбитых и рассеянных войск передовых линий вели отчаянную борьбу, стоящая сзади поддержка пытается организовать новое сопротивление и выдержать, пока дивизии вторых линий не дадут отпора. Здесь проявляется геройство. На вновь занятых позициях наши наступающие войска находят немецкие пулеметы, около которых лежат все пулеметчики, окруженные целыми рядами павших врагов. Но и этот геройский дух не в состоянии уже изменить положение, он спасает нас только от полной катастрофы. В направлении к Суассону и дальше на юг, а именно, на западном пункте нашей Марнской дуги, южнее Эны, противник проникает особенно глубоко. Отсюда враг теснит весь оборонительный фронт до Шато-Тьерри. И даже больше, он теснит и наше единственное железнодорожное сообщение, ведущее к Марнской дуге, именно там, где оно, восточнее Суассона, из долины Эны направляется к югу, в центр нашего сильного полукружия. Поэтому наше положение с самого начала серьезно, оно грозит катастрофой, если нам не удастся восстановить его или по крайней мере закрепить в теперешнем виде. Мои намерения были принять удар врага с севера, по ту сторону Эны, у Суассона, и тем самым разбить его. Это движение, однако, длилось бы слишком долго, и я должен был уступить противоположному мнению. К сожалению, этим не превозмогается кризис, а только отодвигается. Новые нападения противника обостряют положение Марнской дуги. Что в том, если южнее Ourg вражеские нападения ослабевают и если у Шато-Тьерри сильные, но неопытные американские силы разбиваются о наши слабые линии? Мы не можем и не смеем оставлять положение в том виде, как оно есть. Это было бы безумием. Мы поэтому освобождаем наш левый фланг от Шато-Тьерри и несколько отступаем на восток, все же удерживая позицию у Марны.
С южного берега этой реки мы своевременно отступили после тяжелых боев, предпринятых ради выполнения наших решений от 17 июля. Прекрасное поведение наших войск, которые отбивали все нападения французов, дало нам возможность счастливо миновать опасность. Против ожидания, отступление удается. Противник начинает нападение на очищенные нами позиции только 21 июля, после сильной артиллерийской подготовки, с блиндированными автомобилями впереди, сопровождаемыми сильными колоннами. Наши войска наблюдают эту картину с северного берега Марны.
Вести борьбу в глубокой впадине дуги очень затруднительно вследствие того, что огонь неприятеля охватывает со всех сторон. Артиллерия противника обстреливает линию железной дороги восточнее Суассона. Настоящий град бомб осыпает ее днем и ночью. Мы вынуждены перенести высадку новых войск далеко за дугу, в окрестности Лаона. Отсюда они целыми днями маршируют, пока доходят до поля битвы, и иногда достигают места назначения как раз в тот момент, когда надо спасти положение и помочь усталым товарищам.
Долго это продолжаться не может. Битва угрожает поглотить все наши силы. Мы должны выйти из дуги и отойти от Марны. Это тяжелое решение не с точки зрения стратегической, а с точки зрения действия на солдат. Как будет ликовать враг! Вот уже второй раз слово «Марна» связывается с переменой военного положения. Как облегченно вздохнет Париж и вся Франция, какое впечатление произведет это известие на весь мир! Подумать только, сколько взоров обращено на нас с завистью, с ненавистью и с надеждой…
Но теперь приходится руководствоваться только военным расчетом. А он настоятельно диктует: выйти из этого положения. Торопиться, впрочем, нет оснований. Правда, генерал Фош со всех сторон направляет свои силы на нас, но ему изредка только удается глубокое вторжение. Мы можем, таким образом, отступать шаг за шагом. Мы можем отвести от неприятеля наши ценные орудия и подвинуть их в порядке на новые оборонительные линии, которые дает нам природа на пространстве между Эной и Бель. Это движение совершается в начале августа. Оно искусно проведено командирами и солдатами.