Мы ехали из Ставки с огромной толпой солдат, находившихся на открытой платформе в конце нашего вагона. Поезд, как и все российские поезда, был забит людьми, и пассажирам приходилось самостоятельно устраиваться во время путешествия, как придется. В Орше, расположенной в часе езды от Ставки, наш вагон должен был быть отцеплен от московского поезда, в составе которого он шел, и прицеплен к ожидавшему петроградскому экспрессу.
Он был переведен на другой путь, где на высокой скорости врезался в буфер, что было подстроено намеренно. Вагон был разбит. Мы с Бойлем не пострадали, но некоторые солдаты, ехавшие на открытой платформе, погибли. На мгновение воздух разорвали ужасные крики. Затем воцарилась тишина. Мы с Бойлем вылезли на железнодорожные пути. После крушения вагон откатился, и один несчастный солдат оказался придавленным колесом вагона. Думаю, что он был уже мертв, но все наши усилия с целью вытащить его из-под колеса ни к чему не привели. Тем временем машинист бежал. Однако мы нашли другого машиниста и приказали ему сдвинуть разбитый вагон, чтобы освободить тело. Но пока мы изо всех сил старались освободить беднягу, регулировщик дунул в свисток, и весь вагон проехал по прижатому к рельсам телу. Тогда разгневанный Бойль поднялся и нанес сильный удар регулировщику в челюсть. Думаю, что, когда этот мужик пришел в себя, он больше не мог использовать свой свисток, не испытывая дискомфорта.
Больше ничего нельзя было сделать. В последний раз мы видели наш салон-вагон. Мы перенесли свои вещи из разбитого вагона в простой спальный вагон и через некоторое время прибыли в Петроград.
Глава 13
Нашей первой задачей после прибытия было достать новый салон-вагон, так как из-за огромного скопления людей путешествовать в обычных вагонах было почти невозможно. Не важно, куда ехал поезд, он был не только полон людей, которые задыхались внутри, но и заполнен людьми снаружи – и женщинами, и мужчинами. Люди жались друг к другу на крышах вагонов и, вполне довольные, ехали так три или четыре дня.
Я пошел на сортировочную станцию, чтобы посмотреть имеющиеся в наличии специальные вагоны, и выбрал вагон под номером 451. Если он и не был таким же современным и богато убранным изнутри, как тот, который потерпел аварию, зато был более крепким и имел пуленепробиваемые стены. Это был личный вагон императрицы Марии Федоровны и состоял из обзорного обеденного салона, комбинированной спальни и гостиной, пяти двухместных купе с обычными спальными местами в каждом, небольшой буфетной с печкой и агрегатом для отопления вагона и, наконец, туалетом. Более того, в нем имелся электрогенератор. И хотя я чрезвычайно тщательно выбирал этот вагон, тогда не думал, что буду жить в нем, и он станет моим домом почти на семь месяцев. Этот вагон номер 451 находился на попечении воинственно настроенного, довольно пожилого, но очень сведущего проводника по имени Иван, о котором я еще расскажу.
У нас ушел день на то, чтобы обеспечить себе этот вагон и занять его, после чего мы распорядились поставить его у запасной платформы на Николаевском вокзале с намерением использовать вместо гостиницы.
На следующее утро мы пристегнули свои сабли и поехали к Смольному институту.
Смольный институт был пансионом для благородных девиц, вроде женского Итона в России. Ленин решил, что и со стратегической точки зрения, и с точки зрения его больших размеров он будет самым подходящим местом для его штаба, и поэтому однажды рано утром один из его отрядов захватил институт и вежливо, но твердо выдворил из него всех дрожащих юных девиц, их воспитательниц, учителей и директора.
Это было низкое, серое здание с колоннадой и куполом в центре, окруженное довольно высокой кирпичной стеной, по верху которой было установлено железное ограждение. Его двор был заполнен людьми: бойцами-красногвардейцами, невоенными на вид солдатами, рабочими и небольшим количеством матросов. Матросы, в черных кожаных куртках и бескозырках, сразу бросались в глаза. В этой толпе они были вооружены лучше всех и передвигались как хорошо обученный отряд, среди этого беспорядочного скопления людей. Рабочие и солдаты были вооружены как попало. У кого-то были винтовки, у других – только штыки, а карманы топорщились от ручных гранат; но преобладала такая мода: пулеметная лента с патронами, опоясанная вокруг тела. Там, где эта неорганизованная орда была гуще всего, стояла парочка бронированных автомобилей. Мы с Бойлем протолкались ко входу в здание, где оказались перед дулами двух полевых пушек. Это место было хорошо укреплено, хотя если бы из этих пушек начали вести огонь, то от отдачи они пробили бы стену и обрушили на себя вход.
Вестибюль был еще больше забит людьми, чем двор. Казалось, никто не был занят ничем конкретно, и мы ходили, заглядывая в различные коридоры, пока, наконец, не дошли до коридора, где на посту стоял часовой. Нам было резко сказано, что сюда нам нельзя. Ясно, что это был вход в святая святых большевистских вождей.