Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

По дороге мы сравнивали свои впечатления, которые на нас произвела толпа. Сошлись на том, что в ней были люди, которые не были ни солдатами, ни матросами, ни рабочими; они были совсем другого сорта и действовали почти как распорядители. Одного или двух из них мы раньше видели работающим в солдатском комитете и были абсолютно уверены в том, что это люди из германской разведки. Много лет спустя в воспоминаниях различных немецких, австрийских и венгерских генералов и официальных лиц наши подозрения получили подтверждение.

В гостинице «Бристоль» мы обнаружили, что, к счастью, миссия союзников на специальном поезде уехала из Ставки в Киев за полчаса до того, как полчище Крыленко заняло станцию.

Больше нам там делать было нечего. Мы вернулись на станцию и обнаружили, что наш вагон отогнан в депо с приказом не двигать его с места; еще мы узнали, что в этот день больше не будет поездов, отправляющихся из Ставки.

– Кто отдал такой приказ?

– Крыленко.

– И сегодня больше не будет поездов?

– Так говорит Крыленко.

– Тогда, пожалуйста, посадите нас на специальный поезд.

– Я не могу этого сделать.

– А кто может?

– Крыленко.

– А где Крыленко?

Наш информатор указал на хорошо охраняемый железнодорожный вагон. Мы с Бойлем подошли к нему и потребовали встречи с Крыленко.

После небольшой задержки он вышел из своего вагона на платформу. Он был меньше ростом, чем я изначально подумал, и показался мне крайне неприятным типом: смертельно бледным, с головой странной формы и маленькими бегающими свиными глазками. Он был окружен своими людьми – личной охраной и реальными убийцами.

Мы протянули ему выданный нам Иоффе документ и потребовали, чтобы в наше распоряжение был предоставлен спецпоезд для поездки в Петроград. Крыленко залебезил перед нами и пообещал немедленно предоставить в наше распоряжение паровоз. Он виновато сослался на недавно произошедший прискорбный инцидент и сказал, что в этом не было его вины. Когда я перевел его слова Бойлю, для него это было уже слишком.

– Передайте ему, – громко сказал он, – что всякий, кто позволяет забрать у себя пленного и линчевать его в своем присутствии, не мужчина. Что вы такое сделали – не мое дело, но мне сказали, что вы сохраняете тело. Если у вас осталась хоть капля порядочности, вы отдадите его вдове генерала. Вы обещаете сделать это?

Крыленко побагровел и сказал, что тело будет отдано немедленно. Потом он повернулся к нам спиной и запрыгнул в свой вагон.

Два часа спустя, получив паровоз, мы уже были на пути в Петроград.

Глава 16

По прибытии в Петроград мы первым делом пошли к Иоффе, на которого большое впечатление произвело то, чего мы достигли в Москве. Мы не скрыли от него свое негодование убийством Духонина и не смягчали выражения, называя ответственного за этот произвол. Сначала Иоффе пытался найти оправдания, но, в конце концов поняв, что это бесполезно, он довольно ловко сменил тему и рассказал нам об успехах, которых советское правительство добилось со времени нашего пребывания в Петрограде.

Они создали полное правительство. Товарищ Невский был назначен министром железных дорог. Также был сформирован Народный комиссариат по военным делам, и Иоффе был уверен, что мы можем быть полезны и Невскому, и этому Народному комиссариату.

Мы связались с Невским и Народным комиссариатом по военным делам, которому могли быть весьма полезны, и в то же самое время умудрялись делать так, что полевые армии продолжали получать снабжение.

Но большевики боялись армии и того, что ее могли использовать против них.

Они подписали десятидневное перемирие с Германией. Оно началось 5 декабря 1917 г., и, согласно его общим условиям, Центральные державы (военно-политический блок Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. – Пер.) согласились не перебрасывать немецкие или австрийские войска с Восточного на Западный фронт, хотя на самом деле до конца года немцы все же перебросили несколько дивизий с российского фронта во Францию. Тем временем Крыленко возвратился из Ставки, чтобы посовещаться с Лениным.

Его возвращение полностью изменило настроения среди членов Народного комиссариата по военным делам, и по его совету было принято решение о демобилизации в армии. Мы с Бойлем присутствовали на большинстве этих заседаний и бились изо всех сил. Мы решительно доказывали им, что демобилизация в армии в такой момент завершится экономической катастрофой беспримерного масштаба. Она приведет к параличу железных дорог и усилит сумятицу, существующую на территории между линией фронта и городами Центральной России. И это будет означать голод в Москве и Петрограде. Но все это было напрасно. Они были полны решимости сделать по-своему, и 7 декабря приказ о всеобщей демобилизации был разослан по беспроводной связи во все фронтовые части.

Последовавшие события продемонстрировали, что мы с Бойлем были правы, хотя мы и близко не предвидели реальный размах последствий приказа о демобилизации, ставший главной причиной голода, который на протяжении трех последующих лет прокатился по России.